Сломанная тень
Шрифт:
Внезапно Лаевская вспомнила: по словам баронессы Беттигер, князь недавно назвал ее полоумной. Молодец племянник, что ему рога наставил!
Софья Лукинична к вящей радости князя опять остановилась. «Интересно, Тучин еще милуется с Юлией?»
Мозг князя отказывался соображать. Куда его ведут? Как добраться до Марфуши? Один он точно не дойдет: коридор в его глазах то наклонялся вверх, то устремлялся вниз.
Красавец племянник встал перед глазами Софьи Лукиничны как живой. А не устранить ли соперницу?
– Как дела в Сенате, дорогой Арсений Кириллович? –
– Куда мы идем?
– Сюрприз! Как поживает Юленька? Собираетесь ли завтра на маскарад? Правда ли, что там будет император? Давно пора, сколько можно носить траур! Какая глупость, целый год оплакивать матушку! Неужели не понятно, что не всем идет черный? Вот меня он полнит!
Дашкин покорно плелся за нею. Перевел дыхание, пока Софья Лукинична стучалась в какую-то дверь.
– Черт! – выругалась Лаевская, так и не дождавшись ответа. Видно, голубки уже улетели. Ишь, рисовать они учатся! Живые картины изображают!.. Картины! Ах, как хорошо! Еще и лучше! Обойдемся без семейных сцен!
Открыв дверь, Лаевская затолкала Дашкина в комнату с эркером.
– Глядите! – она подошла со свечой к мольбертам.
Дашкину было нехорошо. Перед ним кружились красочные пятна, меняя форму и цвет. В глубине комнаты плескалось море, до князя донесся его соленый запах, он услышал крики чаек, кружащих над прибрежной деревушкой. Нет, не деревушкой – селом, на площади белела церковь. Неужели сбылась мечта и он наконец в Италии? Ой! И Юлия здесь, стоит на вершине холма, такая прекрасная. Как он мог подозревать ее в шантаже? Обвинять в измене?
Лаевская переместила свечу левее. О чудо! Из темноты выплыла еще одна Юлия, еще более красивая и соблазнительная, чем первая. Посмотрела ласково и махнула рукой, словно позвала. Дашкин шагнул.
– Разглядели наконец? – злобно спросила Лаевская.
Почему при виде Юлии он так взволновался? Дашкин зажмурился, затем открыл глаза, снова зажмурился и опять посмотрел на картину. Да ведь она нагая! Такая стыдливая в супружеской спальне, здесь Юлия упивалась своей первозданной красотой и, словно Даная, радовалась золотому дождю. Да она и есть Даная! И Зевс уже тут! Да, тут, за спиной Дашкина, князю видна только сломанная ложем тень. Князь обернулся. Сзади никого, лишь полоска света из коридора пробивается сквозь щелку.
– Что вы там забыли? – раздался резкий голос Лаевской.
Приятные видения вдруг исчезли. Князь вернулся к неприглядной реальности: перед ним стояла Софья Лукинична со свечой, освещавшей картину на мольберте, на которой – о боже! – действительно была изображена голая Юлия! Сомнений никаких, пикантную родинку меж грудей князь любил целовать. Рядом другая картина: тоже Юлия, но одетая, стоит на прибрежном холме.
– Что это?
– Подмалевок, набросок к картине. Правда, мой племянник гений? Вот, хотела похвастаться, – в голосе генеральши за фальшивой гордостью сквозило неподдельное злорадство. – Глядите, как ловко он изобразил себя, сразу и не узнаешь.
Лаевская ткнула пальцем в сломанную тень Зевса.
– Убью! – тихо произнес князь.
– Кого, Арсений Кириллович? – игриво откликнулась Софья Лукинична. – Не меня, надеюсь?
– Обоих убью! – князь, сжав кулаки, шагнул к холсту.
– Не трогайте шедевр! – Лаевская загородила дорогу. Князь, налетев на Софью Лукиничну, уткнулся носом в теплую грудь и неожиданно разрыдался.
– За что? Почему?
– Неблагодарная тварь! – поддакнула Лаевская.
Князь всегда кривился, когда слышал, как грешники осуждают других грешников, но сейчас сочувствию обрадовался.
– Что мне делать, Софья Лукинична? Как жить дальше?
– Что делать, что делать…
«Не князь, а мямля какая-то. За женой смотреть!» – чуть не сорвалось у Софьи Лукиничны.
– Не знаю, что и посоветовать… – затянула издалека Лаевская.
– Я знаю, что делать! Я мужчина и дворянин, черт побери! Я вызову его на дуэль!
– Что? – Софья Лукинична этот вариант совершенно упустила из виду. Еще чего не хватало! А вдруг попортит племянника? Один такой рогоносец взял да и прострелил сопернику причинное место! – Не стоит этого делать, Арсений Кириллович, дорогой! У вас руки дрожат, а Тучин отлично стреляет! По дороге в Петербург уложил какого-то поляка. Просто так, из-за карточной ссоры.
– И ему сошло с рук?
– Конечно! У него масса покровителей!
Князь зарычал.
– Мой вам добрый совет, не связывайтесь! Увезите лучше княгиню в поместье, живите там круглый год в тишине и спокойствии.
– Знаете, я и сам об этом думал.
– Вы в карете приехали?
– Да.
– Даже не распрягайте! Сажайте свою благоверную – и скачите во весь дух!
– Да, да! Вы правы! – закивал Дашкин.
– Давайте я вас провожу!
Дашкин хоть и медленно, но все-таки соображал:
– А как же письмо?
– Какое письмо?
– Письмо! Письмо! – заладил Дашкин. – Мне нужно письмо.
– Хорошо, я вам напишу.
– Марфуша…
– Зачем вам эта дура? Если про будущее узнать хотите, погадайте у майорши, у которой комнату сняли.
– Откуда вы знаете?
– Я про вас все знаю! И про будущее ваше расскажу. Пойдемте, пойдемте…
Лаевская подхватила опешившего князя под руку и потащила в коридор.
Марфуша достала из ридикюля ключи, Тоннер поднес свечу к замкам.
– Перевешены! – вскрикнула она. Ключи жалобно звякнули в задрожавшей руке.
– Простите? – не понял Тоннер.
– Не на своих местах! – без всяких прибауток пояснила Марфуша, ткнув поочередно ключом в два самых больших замка. Подобные Тоннер видел лишь раз, на таможенном складе.
– А остальные? – поинтересовался Илья Андреевич.
– Остальные правильно висят! – Марфуше от волнения не удавалось попасть ключом в прорезь верхнего замка.
– Давайте я!
Замки давно не смазывались, пришлось с ними повозиться. Как только Тоннер распахнул дверь, блаженная кинулась внутрь. Илья Андреевич шагнул за ней. Свеча осветила беспорядок: кровать не застелена, на столе крошки, на полу валяются тряпки и нитки.