Сломанная тень
Шрифт:
– Сам ты кыс! – прошепелявил в ответ мальчишка.
Приказчик удивился. Что здесь делает отрок со злополучного Угла?
С самого открытия Гостиного двора перекресток Невского с Садовой оккупировали гулящие дамочки. Поклонники нетрадиционной любви тоже мимо Угла не проходили. Именуемых «тетками» мужчин и юношей стояло там не меньше, чем дамочек. Соседство мирным не было; дрались не из-за клиентов (кому мил поп, тому попадья без надобности), а из-за мест – каждый хотел красоваться в первом ряду!
Ворвавшийся в лавку мальчонка выделялся среди «теток» отсутствием передних зубов – ему их вышибли для большего удобства в «работе», потому приказчик его и запомнил.
– Асений Кииллович? – спросил отрок князя.
– Чего тебе? – важно осведомился Дашкин.
– Вас дозыдаются, – фамильярно подмигнул мальчонка. – Я провозю…
– Постойте, Арсений Кириллович! – взмолился приказчик. – А шелк?
– В другой раз. Сам видишь, некогда!
Выйдя за мальчишкой на Садовую, Дашкин с облегчением вздохнул. Незаметно передать деньги в Гостином невозможно, а огласка князю не нужна. Вот только шантажистки опять не видать.
Юнец, пройдя десяток саженей по направлению к Апрашке [38] , остановился, сунул в рот два пальца и пронзительно свистнул. Тут же с Невского вылетел закрытый экипаж и резко затормозил возле князя.
– Заждались, Арсений Кириллович?
Услышав знакомый голос, князь задрожал, в горле сгустился комок, мысли спутались. Раньше такое случалось с ним лишь при встречах с императором.
– Один пришел? – обратилась к мальчишке дама под вуалью, высунувшись из экипажа.
38
Апраксин двор – торговые ряды и рынок на Садовой улице.
– Один! – ответил тот.
– Арсений Кириллович! Дайте юноше полтинник за труды и залезайте поскорей, – распорядилась незнакомка и откинулась в глубину экипажа.
Князь кинул мальчишке мелочь, тот ехидно усмехнулся и быстро исчез за колоннами Гостиного двора.
– Трогай! – крикнула извозчику дамочка, когда князь плюхнулся рядом с ней; и тут же фамильярно перешла на «ты»: – Деньги принес, сиятельство?
– Да! – выдавил князь.
– Хороший мальчик! Послушный! – похвалила незнакомка. – Доставай, время дорого!
Князь медлил. Собеседница истолковала его нерешительность по-своему:
– Не доверяешь? Ладно, давай так. Вот письмо, – дама высунула из муфты конверт. – Одной рукой даешь деньги, другой забираешь. Идет?
Князь внезапно успокоился. В экипаже-то темно. Полез за пазуху, вынул пачку.
– Ишь, какой недоверчивый! – таинственная незнакомка протянула конверт. – Получай свой пасквиль!
Она кинула Дашкину на колени письмо и вырвала деньги. Князь схватил конверт, прижал к груди и облегченно вздохнул. Теперь он письмо не отдаст. Ни за что! Спасен! Надо немедля разорвать его и клочки пустить по ветру. А вдруг подлог? От этой дамочки чего угодно можно ожидать.
Достав листочки, сперва пересчитал. Три, как и должно быть. Потом попытался рассмотреть. Черт! В темноте ничего не видно! Пришлось развернуться вбок, к свету проносящихся фонарей. Строчки прыгали в глазах. Почерк вроде его, а вот букв не разглядеть.
– Нельзя ли ехать помедленней? – взмолился князь.
– Подожди немного, свернем на Малую Конюшенную, поедем медленно-медленно! – усмехнулась дама.
Экипаж, пробравшись узкими улочками меж Гостиным и Щукиным дворами, долетел по каналу до Невского, резко свернул влево и почти сразу – вправо, на Малую Конюшенную. Как и обещала дама, сразу сбавил скорость.
«Дорогой Николай! – углубился в чтение князь. Он настолько увлекся собственным текстом, что не заметил ни стоявшего под фонарем Лаевского, ни спрятавшегося в подворотне Тучина, ни проводившего экипаж взглядом Угарова. Впрочем, с последним Дашкин не был знаком.
«Как верно я написал, – в который раз восхитился собственными мыслями князь. – «Феодальное производство с каждым годом увеличивает пропасть между Россией и буржуазными странами!» А ведь долго не мог сформулировать, в черновике было иначе».
Экипаж, проехав переулок, уже вывернул на Большую Конюшенную.
«Это не черновик! – обрадовался Дашкин. – Я зря подозревал Юлию! Ах, как хорошо! – Даже петербургский воздух вдруг показался ему свежим и бодрящим. – Может быть, княгиня действительно навещала заболевшую Полину? А я собрался запереть ее в деревне и обречь себя…»
Князь не успел додумать, на что он намеревался себя обречь. Пока Дашкин нежился в приятных размышлениях, незнакомка развернула пачку бумаги:
– Обмануть решил, сиятельство? А ну отдавай письмо! – потребовала она, приложив муфту к груди князя. – Стрелять буду!
– А в чем дело? Я расплатился! Деньги у вас! – бормотал князь, торопливо пихая письмо в карман шубы.
– Деньги?! – прошипела дама. – Там резаная бумага!
– Что вы говорите? – издевательски улыбнулся князь. Письмо уже было в безопасности. – Я, видимо, пачки перепутал.
– Отдай конверт!
– Извините, мадам. Это мое письмо! С какой стати я его должен отдавать?
– Вы… Вы – подлец! – дама от возмущения снова перешла на «вы».
– Не более, чем вы, мадам. Вас учили в детстве, что читать чужие письма нехорошо?
– Отдайте конверт! Иначе стреляю! – с отчаянием в голосе повторила угрозу дама.
– На Невском? – искренне удивился князь.
Петербургской привычке слоняться взад-вперед по проспекту не могла помешать даже непогода. Невский, по которому уже катил экипаж, был заполнен публикой. Дашкин то и дело приподнимал цилиндр, отвечая на приветствия.
Дама опустила муфту. Воодушевленный, князь продолжил:
– Позволю себе дать вам отеческий совет: бросайте свое ремесло и возвращайтесь к честной жизни. Вспомните об истинном предназначении женщины: рожать и воспитывать детей, хранить семейный очаг. Скользкий путь, на который вы ступили…