Слово Оберона
Шрифт:
Отбита ли атака кочевников, и спасён ли город?
Уйма сладко облизнулся во сне. Потянулся — и снова успокоился. А ещё дикарь, называется. Нет чтобы караулить ночью. А то ведь напрыгнут враги и возьмут нас, тёпленьких…
Над землёй стелилась ночная сырость. Я обхватила себя за плечи и перевернулась снова на спину. Зажмурилась, чтобы не видеть луну.
Кто такой Мастер-Генерал? И почему он то оживает, то умирает снова?
Зачем те люди, которых мы встретили, возят мёртвое тело в повозке?
Какая странная страна…
Я
У меня затекли руки, ноги, шея, даже, кажется, язык. Морщась и потирая бока, я взобралась на небольшой кряж, нависающий над дорогой.
Пусто. На севере, в тумане, виднеется следующая виселица — путеводный знак, ведущий к принцу-деспоту. Я вздохнула; хотелось принять душ. Или хотя бы умыться, желательно не росой.
В стороне от дороги я разглядела заросли камыша. Озеро? Болотце? Подойти и глянуть поближе?
Уйма спал. Я попыталась вытащить мешок с продуктами из-под его локтя, но людоед был не прост — разлёгся так, чтобы даже во сне защищать своё добро. Рука у него и так была тяжеленная, а кольчужный рукав сделал её просто неподъёмной. Я сдалась.
Над крохотным озерцом кружились мошки. Раздвигая посохом камыш, я пробиралась вперёд; уже показалась вода, чистая, прозрачная до самого дна. Я сделала ещё шаг…
Над моей головой свистнула верёвка. Петля захлестнулась на посохе. Рывок — гладкое дерево, обжигая ладони, рванулось из рук, и сколько я ни пыталась удержать его — упустила.
Из камышей поднялись трое. Двое взрослых (я мельком видела их в замке) и Максимилиан.
— Далеко собрались, пришельцы из-за Печати? — мальчишка ухмылялся во весь рот. Один из стражников, тот, что кидал лассо, перебросил ему мой посох. Максимилиан поймал.
— Ого, — взвесил посох в руке. — Стоящая штука. Можно крышу подпереть, если вдруг просядет.
За моей спиной была вода в болотистых берегах. Справа — один взрослый враг. Слева — другой. А прямо передо мной — мальчишка Максимилиан; раздумывать было некогда.
До него было пять шагов, или два прыжка. Он вскинул мне навстречу руки, согнул пальцы наподобие когтей. Я почувствовала, как сгущается вокруг него гнилой и тусклый кокон заклинания, но не захотела остановиться. Или не смогла.
Поняв, что не успевает с колдовством, он попытался увернуться, и это ему почти удалось. Почти, потому что я всё-таки успела ухватиться за навершие своего посоха. Долю секунды мы тянули его в разные стороны, как щенята большую кость, потом я поняла, что тут мне всё равно не победить, и разжала пальцы. Максимилиан не удержался на ногах и шлёпнулся, ломая камыши, а я бросилась туда, где бессовестно дрыхнул мой защитник.
Далеко мне уйти не удалось. Петля захлестнулась и дёрнула назад, как на резинке, я упала и покатилась по земле. Верёвка впилась в локти, я завертелась, как червяк на крючке, пытаясь высвободить руки.
— Убей волосатого, — услышала я голос Максимилиана. — Скорее, пока он спит!
Я извивалась на траве. Максимилиан подошёл и направил на меня мой же посох:
— Тихо. Если будешь себя хорошо вести, мы не убьём тебя, когда уйдём за Печать. Останешься здесь.
Его глаза смеялись. Я горько пожалела о том, что так и не научилась у Оберона убивать врагов взглядом.
Было тихо. Очень тихо и на земле, и на небе. Не слышно ни шагов, ни борьбы, ни предсмертного хрипа. Только где-то проснулась и робко пискнула ранняя птичка.
— Где вы там? — начальственно крикнул Максимилиан.
Из-за кустов вышел Уйма. Шагал неторопливо, покачивая в руке волнистый меч, как дирижёрскую палочку.
Максимилиан отбросил мой посох. Вскинул руки, растопырил согнутые пальцы с длинными ногтями, между его ладоней запрыгали искры. В следующую секунду в руках некроманта сгустилась чернота, тёмный клубок соскочил на траву и вдруг вырос почти до неба (так мне, во всяком случае, с перепугу показалось). Из черноты слепилось существо вроде огромной обезьяны с руками-дубинами, ручищи протянулись к Уйме, и дальше я уже не стала смотреть.
Выбраться из петли! Верёвка казалась липкой, будто толстенная паутина. Верёвка казалась живым существом с собственной злобной волей. Кряхтя, рыча и постанывая, я сумела всё-таки сбросить её. Мой посох лежал неподалёку, а некромант был поглощён сражением Уймы с неведомой тварью из дымного клубка.
Людоед кружил, уходя из-под ударов чёрного чудища. Его меч проходил сквозь морок, не нанося противнику вреда. А гадкая Максимилианова тварь только казалась неповоротливой: рука-дубина врезалась Уйме в плечо, и людоед отлетел, как пушинка.
Я дотянулась до посоха, приподнялась на колене и запустила молнию в Максимилиана. Некромант успел отразить мой удар, да так метко, что я сама чуть не поджарилась. Тем временем проклятая тварь снова дотянулась до Уймы и так стукнула его, что людоед упал и остался лежать.
У меня не было времени подниматься с колен. Страх за Уйму и злость на Максимилиана свились в один горячий клубок, поднялись из живота в грудь и хлынули через левую руку — через посох — в сотворённое колдовством чудовище. Тварь замерла с занесённым кулаком, издала странный звук, словно присвистнула сквозь зубы, и распалась чёрными кляксами дыма.
Пот заливал глаза. Я почувствовала себя легендарным героем, победителем страшилищ. Мне захотелось смеяться и танцевать. Захотелось подойти к Уйме и, снисходительно улыбаясь, протянуть лежащему руку…
В этот момент триумфа меня схватили за горло, сзади. Я снова упала на колени:
— Пусти! Гад!
Максимилиан хихикнул за моей спиной. У него были твёрдые, как проволока, и очень холодные пальцы. Я попробовала сбросить его — проще было бы избавиться от клеща. Уйма лежал, как мёртвый, широко раскинув ноги в кожаных штанах.