Слово Оберона
Шрифт:
— Ты упустила своё счастье, девочка.
В следующую секунду некромант навалился мне на плечи, я врезалась лицом в навершие посоха и чуть не ослепла от боли. Пальцы на горле ослабили хватку, зато чужая рука была теперь в моем кармане.
— Вот и всё, — как сквозь туман, я увидела восковой ключ на грязной и узкой ладошке некроманта. — Что передать твоим друзьям за Печатью?
Я потянулась к посоху, но Максимилиан наступил на него сапогом:
— Вот видишь, как опасно играть в «честные ответы» с незнакомцами. Не бойся, я оставлю тебя в живых. Тут так интересно
Максимилиан не договорил. Всё ещё улыбаясь, он вдруг свалился на меня, лёгкий, как нетопырь, и безвольный, как огородное пугало.
За спиной у него стоял Уйма с окровавленным лицом. Я впервые услышала, как людоед дышит.
— Ты всё ему выболтала?
— Мы играли в «честные ответы», — я отвернулась. После того как мы сражались вместе, спасали друг другу жизнь и чуть не погибли, Уйма мог бы вести себя потактичнее.
На широченной ладони людоеда лежал восковой оттиск — отпечаток пальца Гарольда.
— Отдай, — я протянула руку.
Уйма посмотрел с сомнением.
— Это было дадено мне, — я сдвинула брови. — Гарольд дал мне. Я королевский маг, ясно?
— Потеряешь, — с сожалением сказал Уйма. — Или отымут. Или расплавится. На.
Я поймала восковой отпечаток и снова положила в карман. Настроение было ужасное, болела шишка на лбу, ныло ушибленное колено. Впереди была дорога вдоль виселиц и встреча с принцем-деспотом, чьим именем окрестные матери пугают непослушных детей.
— Деньги, — с удовлетворением сказал Уйма. Стоя на коленях перед бесчувственным Максимилианом, он перебирал мешочки, привешенные к мальчишкиному чёрному поясу.
— Оставь, — сказала я брезгливо. Уйма и ухом не повёл — выворачивал мешочки один за другим.
Максимилиан лежал, поверженный и жалкий, под носом у него запеклась струйка крови. Белое лицо казалось бумажным, белые кисти, выглядывающие из чёрных рукавов, — фарфоровыми. Даже длинные, хищные ногти не казались теперь зловещими — просто мальчишка с нестрижеными ногтями. Тощий, хрупкий пацан. А здоровенный дядька огрел его кулаком по затылку…
— Фу ты, — Уйма высыпал из очередного мешочка пригоршню мелких костей. — Гадость какая.
— Что это?
— Нетопырьи кости, для колдовства. Слушай, Лена, а дружок твой, часом, не некромант?
— А что?
У людоеда зашевелились волосы в ноздрях.
— Некромант?
— Откуда я знаю, — соврала я неизвестно зачем.
Уйма покачал головой:
— Хорошие у тебя друзья…
— Уйма, ты понимаешь, что говоришь?! Какой он мне друг? Он меня чуть…
Я осеклась. Уйма раскрыл следующий мешочек, тот был полон серых, жёлтых и зелёных горошин.
— Семена правды!
— Чего?
Захлёбываясь, я рассказала Уйме всё, что знала. Чем дальше я говорила, тем светлее становилось лицо людоеда.
— Жритраву, — проговорил он с явным удовольствием. — Не было матросов, так акула помогла.
В следующем мешке были мелкие засахаренные фрукты. Максимилиан тем временем вздохнул, его веки опустились ниже, в щёлке между белесыми ресницами дрогнули глазные яблоки.
— Уйма, он очнулся.
Странно улыбаясь, людоед наклонился над Максимилианом и двумя волосатыми пальцами зажал ему нос. Мальчишка он неожиданности широко раскрыл рот, и Уйма уронил туда жёлтое семечко правды — так ловко, что парень невольно сглотнул его.
— А что тебе, дружок, связать надо, чтобы ты не колдовал?
Максимилиан широко раскрыл глаза. Прошла секунда. С ненавистью глядя на Уйму, мальчишка завозился на траве, потянулся руками к животу, скрючился, охнул, выкрикнул людоеду в лицо:
— Руки! Пальцы! Чтобы ты сдох!
Глава 12
Путешествие с некромантом
Дальше мы пошли втроём. Впереди шагал Уйма, и Максимилиану, которого людоед тащил на верёвке, приходилось почти бежать за ним.
Я замыкала процессию. Я тоже почти бежала, хорошо, что Максимилиан этого не видел.
На пути — то справа, то слева — то и дело возникали виселицы. Иногда пустые. Иногда на них кто-то висел, и я тогда низко опускала голову и смотрела только себе под ноги.
Скоро я заметила, что и Максимилиан не смотрит на повешенных. Только покажется из-за холма нагруженная телом виселица — мальчишка опускает глаза, высматривает что-то на дороге, будто ищет в пыли иголку.
В полдень, когда солнце поднялось высоко, мы сделали привал на верхушке кряжистой скалы — чтобы видеть дорогу в обе стороны. Уйма разделил со мной поровну остатки вчерашнего ужина. Максимилиану не дал ничего. Мальчишка сидел на камне, смотрел вдаль, словно его ничто вокруг не интересовало и ничто не касалось.
— На, — я раскрыла мешочек с засахаренными фруктами.
— Как я буду есть? — раздражённо спросил Максимилиан. Его руки были крепко связаны за спиной, и даже пальцы Уйма заботливо опутал каждый своей верёвочкой.
Я поколебалась.
— Открой рот. Я тебе в рот буду класть.
Максимилиан ухмыльнулся так отвратительно, что я пожалела о своей доброте.
— Не бери в голову, — Уйма с хрустом раскусил кость. — Мы его семечками кормить будем. Семечками правды.
Улыбка на лице некроманта померкла. Уйма вытащил мешок с горошинками, взвесил в руке:
— Изрядно. Нам хватит.
— Ты некромант?
— Да! — Максимилиан чуть не поперхнулся очередным зёрнышком.
— Я знал, — проурчал Уйма. — Я знал… Чего боится Принц-деспот?
— Ничего он не боится!
— А что он любит?
— Захватывать чужие замки, города, рудники и рабов, — в глазах Максимилиана промелькнуло злорадство. — Воевать и сражаться! Вот что он любит!
— А ещё?
Максимилиан молчал. Одно проглоченное зёрнышко требовало ответа только на один вопрос, и мальчишка внимательно следил за тем, чтобы не сболтнуть лишнего.