Слой-2
Шрифт:
– В пятницу мы поедем в банк, – сказал Геннадий Аркадьевич. – Нас будут ожидать. Немного о взаиморасчетах, если позволите, Сережа. Как мы уже говорили, пятьсот тысяч – ваши. Суммируем таймшер, сезонные авиабилеты, плату за обслуживание апартаментов на пять лет вперед, – вы уже знаете, это оплачено.
– Знаю, – сказал Кротов не очень уверенно.
– Итого: сто тысяч на круг. Полагаю, вы согласитесь, если эти расходы мы вычтем из вашей доли? Отлично. Остается четыреста тысяч; вам выдадут карточки «Виза» и «Америкэн экспресс». Шестьсот тысяч вы снимете со счета наличными и передадите мне.
– И мне позволят взять такие деньги наличкой?
– Это ваши деньги, Сережа. И это вам
– Вопросов нет, – сказал Кротов, пожав плечами.
– И последнее, Сережа: прошу искренне простить меня за бестактность, но дома с деньгами поосторожнее, пожалуйста. «Виза» работает в тюменских банках, но уж вы не усердствуйте, договорились?
– Принято, – сказал Кротов. – Никаких обид, Гена, всё правильно.
– Вы отличный мужик, Сережа. У Юрия Дмитриевича врожденный нюх на отличных мужиков.
– Да ладно вам, Гена. Я сейчас описаюсь от комплиментов.
– Поберегите костюм, – рассмеялся Геннадий. – Не пора ли нам вспомнить о женщинах? Киприоты – народ горячий, а кусты здесь густые и темные...
Последняя фраза Кротову не понравилась, Гена вторгался в запретное, и вообще разговор о деньгах оставил в душе неприятный осадок без видимых внешних причин. Геннадий Аркадьевич рассуждал и делил справедливо, и всё-таки было тоскливое вредное чувство, будто его использовали и незаметно обокрали, хотя ведь четыреста тысяч – в рублях это больше двух миллиардов, плюс таймшер и прочее и, казалось бы, упали с неба, подарок от Юрика, скажи спасибо и заткнись, но было, было: что-то отняли, и не только деньгами, не только...
Вино оказалось удивительно хмельным – к полуночи голова была веселая и ясная, а ноги заплетались, не слушались. Кротов тоже пытался плясать, потом составили русский хор и кричали «Катюшу» и «Подмосковные вечера», дочь Наташка аккомпанировала на чужой гитаре; немцы, вылупив глаза, старательно орали про «високий» и «крютой» и «вьечера». Всем подарили мониста из керамики и морских мелких раковин. Наташка жеманилась с высоким худым парнем в очках, рассказала потом: англичанин, студент, сын богатых родителей, презирает, но деньги берет. В машине Кротов задремал; жена волокла его под руку, у бассейна Кротов вырвался и полез на вышку, но его стащили за штаны; уснул в гостиной на диване, последним усилием воли нашарив на пультике нужную кнопку и отключив телевизор. Утром и не помнил, что смотрел: то ли футбол, то ли регби, бегали по экрану малявочки...
Ирина жаловалась на головную боль, ее подташнивало. Наташка умчалась на пляж и пришла только в четыре часа, жена ругала ее со всхлипами и мазала кремом. Кротов же снял помятый костюм, принял пиво и душ и снова завалился – уже в спальне, и проспал до прихода Наташки, еще раз принял – в обратном порядке – и вспомнил, что сегодня седьмое ноября и вообще они не звонили домой ни разу, как приехали.
Первым делом набрали свой домашний номер. После долгих гудков ответила мать, он поздравил ее с праздником и спросил, как дела. Рвала трубку Наташка, тараторила про заграницу, как здесь всё здорово, это вам не паршивый «совок» – нашла же тему бабке-коммунистке в день Великого Октября, потом Ирина сюсюкала с Митей, обещала подарки и просила слушаться бабушку, вопросительно глядела на Кротова, но он лишь мотал головой отрицательно: знал, что расстроится, услышав вечное митяево, когда звонил из командировок: «Папка, ты где?» – а что ответишь на такое? Бросил папка сына, укатил развлекаться... Ирина пустила слезу, Кротов озлился
– Предки, что предпримем? Скучно с вами, – сказала бессердечная Наташка. До ужина была уйма времени, следовало как-то его скоротать и вообще занять руки и голову, не напиваться же снова-корова.
– Девки, подъем! – скомандовал Кротов. – Едем осматривать остров.
На ближайшей стоянке он выбрал маленький открытый джипочек «самурай» – удовольствие пятнадцать фунтов в час. Дочь просилась порулить, он пресек ее поползновения: сам волновался, левостороннее движение и правый руль держали в напряжении, пока не выехали за город по вчерашнему пути, другого не знал и не рискнул, но успокоился на шоссе и помчался, насвистывая, разгонял до упора слабенький движок. Пугали наглые мотоциклисты, обгоняли впритирку с рычанием, машины же шли как по ниточке на дистанции более чем безопасной.
Дорога рассекала пополам территорию английской военной базы и на всём ее протяжении была огорожена слева и справа металлической сетью. Сменялись чередою офицерские дома, лужайки для гольфа, футбольные поля, загоны для скачек – англичане неплохо освоились на чужой земле, устроив все на свой манер с чисто британской уверенной наглостью. Кротов ехал и злился на англичан, потому что понимал: свою страну такой ухоженной он не увидит никогда.
База кончилась, исчезла сетка, открылись густые заросли банановых плантаций. Кротов сбросил скорость, жена и дочь глядели с изумлением: на каждую банановую гроздь был надет полиэтиленовый мешочек, эдакий микропарник. Наташка загундосила: «Хочу банан, прямо с дерева!». Ирина грозила ей пальцем и делала губами «цыц!».
Шоссе повернуло и приблизилось к морю, возникла бухта с песчаным пляжем и тремя скалами в воде у побережья.
– Я видела, я знаю! – закричала дочь. – Это берег Афродиты, я видела снимок в самолете! Давайте искупаемся, предки!
– Я плавок не взял, – сказал Кротов.
– Я всё взяла, – сказала жена, – сворачивай.
Они оставили машину на верхней стоянке и пошли вниз, утопая в мелком серо-черном песке. Возникла проблема, где переодеться в купальное. На дальнем краю пляжа топорщились кусты, Кротов махнул в ту сторону рукой и скомандовал:
– Девочки налево, мальчики направо!
Издали кусты представлялись густыми, вблизи же просматривались насквозь. Кротов с плавками в руках решил забраться поглубже, но выручил нос, среагировал первым, а потом уж глаза разглядели в траве отметины многолетнего туристского быванья. «Да пошли они все в жопу», выругался Кротов, повернулся к пляжу обозначенной частью тела и принялся стаскивать шорты.
Вода оказалась теплой и мутной – вот тебе и чудо света, песок на пляже покрывал мокрое тело неприятной коркой и никак не желал сохнуть и отваливаться. Туристы толпами плыли и лезли на скалы, оставшиеся снимали их с берега на фото и видео, кто-то кого-то заслонял и ругался; мощная тетка свалилась со скалы на камни, ее тянули по воде, как надувную куклу.
Опять в кусты? Да ну их к черту! Оделись на мокрое и решили возвращаться.
Почти подъехав к городу, – как не заметили раньше? – слева за деревьями увидели старые стены и башни, к ним вело ответвленье дороги. Кротов свернул и поехал туда не советуясь, чувствуя общий интерес. Дочь Наташка быстренько сбегала и всё разузнала: замок маркиза де Маньяка, ужасно древний, можно посмотреть.
– Почему его так называли: де Маньяк? – задумчиво спросила Ирина.
– Всё наоборот, предки, – тоном знатока поведала Наташка. – Это его настоящая фамилия, он был ужасно плохим, женщин мучил и издевался, поэтому всех нехороших дяденек стали потом называть маньяками.