Сложенный веер. Трилогия
Шрифт:
Но вдаваться в типологические характеристики визуальных культур галактического средневековья времени не было: Тургун подошел к стене, нажал пальцем в центр цветка болотной лилии, полускрытого другими деталями орнамента, отодвинул деревянную планку: «Прошу Вас, госпожа». Лисс пришлось чуть приподняться на цыпочки, чтобы заглянуть в отверстие. Видно было только половину комнаты, но слышимость была прекрасная.
«Тургун, останься», — бросила Лисс через плечо. Недоверчиво покосившись на нее, старик снял с полки старый фолиант, сдул с корешка пыль, не глядя сунул Лисс под ноги.
Хьелль, по всей видимости, только вошел. Согнулся в поклоне.
— Лорд Дар-Пассер!
— Халем!
Верховного лорда Пассера не видно, но, судя по громогласному рыку, он и не думал кланяться. Издать такой звероподобный рев, находясь в полусогнутом состоянии, даже мощным легким ректора военного корпуса не по силам.
— Оооо! Присаживайся. Чем обязан? — сейчас лорд Дар-Халем стоит совсем близко, и Лисс видит, как иронично вздернута у него бровь. Это значит, что Хьелль нервничает, очень нервничает.
Лорд Дар-Пассер придвинул кресло, опустился в него, дождался, пока сядет хозяин, и тут же вскочил снова. Проорал, нависнув над Хьеллем:
— Ты что о себе возомнил?!! Вы что себе позволяете?!! Ты!..
И снова плюхнулся в кресло. На губах у него пенилась слюна, руки судорожно комкали край орада. Лисс и представить себе не могла дара Аккалабата в таком состоянии.
Хьелль устало потер рукой подбородок.
— Я тебя слушаю. Только не ори так. Слуги услышат.
Лорд Дар-Пассер подался вперед:
— Ты знаешь, что сделал твой …ный выродок?
— У меня их трое. Я называю их сыновьями.
Последний раз Лисс видела главнокомандующего Аккалабатской империи во всей его красе много лет назад — в рубке «Альтеи», когда посол Краснов отказывался дать приказ о спасении миссии. Только тогда Хьелль орал:
— Стоять!
Теперь орал лорд Дар-Пассер, а Хьелль говорил тихо, нарочито спокойно, но так, что мороз бежал по коже. На Дар-Пассера все это, конечно, действовало меньше, но и он сбавил обороты.
— Я говорю о Медео. Думаю, его подвиги даже для тебя не новость. Гордишься?
— А есть чем?
— Ну, например, тем, что твой сын в шестнадцать лет уже законченный алкоголик.
Хьелль пожал плечами:
— Он переживает мою обратную трансформацию тяжелее, чем старшие.
— Это не оправдание. Куда он утащил Эрла?
— Без понятия. Для таких вопросов у нас есть лорд-канцлер.
— Он меня не принял.
— О!
— Хьелль, я вынужден прибегнуть…
— Прибегай, — на этот раз Хьелль даже плечами не пожал. — Только хочу тебя предупредить…
Он задумчиво поскреб рукой подбородок, разглядывая Дар-Пассера с таким видом, будто прикидывал, а стоит ли того предупреждать. И сам тактический ход, и интонация показались Лисс больше свойственными Сиду, но завершить сопоставление она не успела.
— …Да, хочу тебя предупредить, — продолжил лорд Дар-Халем. — Лорд-канцлер Аккалабата никому не отказывает в приеме без веской причины. Так что, если не поторопишься…
На этот раз пауза была не хорошо продуманная в стиле Дар-Эсилей, а нерешительная, Хьеллева.
— Я тебя понял, — коротко кивнул лорд Дар-Пассер. Слова Хьелля то ли успокоили его, то ли заставили задуматься. Он поднялся из кресла, стащил с себя орад, не спеша упаковал его в скатку. Лорд Дар-Халем вежливо распахнул окно.
— Мы поторопимся, — пообещал лорд Дар-Пассер, спрыгивая с подоконника. Лисс заметила, как Хьелль бросил искоса взгляд на стену, сквозь которую они с Тургуном наблюдали за происходящим, и сделал несколько шагов вправо — из их поля зрения. Послышался треск дерева, разрубаемого мечом, и звон разбитого стекла.
— Круглый столик светлого дерева и фарфоровая ваза — подарок королевы на бракосочетание тридцать шестого дара Эсиля, — подвел счет убыткам Тургун.
Записку от Хьелля принесли на рассвете. Лисс еще раз перечитала несвойственные верховному маршалу каракули (видимо, писал на колене или приложив пергамент к шероховатому стволу дерева). Всё сходится. Вывеска у заведения ровно такая, как описывал муж, и вид неприглядный донельзя.
Замызганная дверь подалась с трудом. Она вела на черную лестницу, а та, в свою очередь, — в подсобные службы постоялого двора, поджидавшего пеших и конных путников на полпути из столицы в северные земли. На лестничных площадках были свалены табуретки без ножек, потрескавшиеся от времени или разрубленные мечами скамьи и столы, корзины с дурно пахнущим тряпьем и пыльные сетки, из которых торчали подгнивающие стебли овощей (названия многих Лисс не знала, но все они выглядели одинаково несъедобными). Пока она поднималась, мимо, вниз, прошмыгнула пара итано, но в целом непохоже было, что какие-то живые существа по доброй воле согласились бы жить в этой грязи и вони.
Тем не менее, когда Лисс добралась до нужного ей этажа и нажала на ручку двери, открывшейся в полутемную комнату, уходившую в бесконечность, за ее спиной мелькнула темная тень и мягкий голос насмешливо произнес:
— А его здесь нет.
Лисс резко развернулась. Она никогда не видела младшего Дар-Эсиля, и сходство с Хьеллем ее поразило. Только тринадцатилетний Хьелль был мускулистым и жилистым и, даже закутавшись в орад, источал мышечную силу, а шестнадцатилетний Медео смотрелся просто худым, худым настолько, что, казалось, у него из-под орада выпирали локти, ключицы, коленки, ребра — все, что могло выпирать. Костлявым он был до истощенности.
Когда Медео заговорил, Лисс не могла отвести глаз от двигающегося на шее, выпирающего кадыка, совершенно не вязавшегося с наглым взглядом, изучающим ее от головы до пят, с уверенной, чуть ироничной интонацией, с расслабленной позой — руки в карманах, плечи чуть отведены назад, голова полусклонена набок:
— Чахи меня побери! Он, видно, совсем рехнулся, что отпустил сюда свою милую женушку. Убью ж ведь. Или покалечу. Или еще того хуже, — Медео облизнул пересохшие губы. — Совсем забыла матушка своего сына. Ехидна. Склеротичная, злая ехидна.