Случайный билет в детство
Шрифт:
Травина опять сбилась.
— Вы хотите проверить, не заучил ли я тот монолог? — спросил я.
— В общем-то, да, — кивнула англичанка.
— Хорошо, проверяйте. Готов к любым вашим вопросам.
Представительный мужчина крякнул, но я и не повернулся, а Александра Владимировна достала лист и протянула, сказав по-английски:
— Напишешь маленький диктант, а потом мы немного побеседуем, — и выразительно на меня посмотрела. Мол, понял ли?
— Хорошо, давайте напишем, — так же по-английски ответил я и достал
Странный тип опять зашуршал газетой, а англичанка кивнула, взяла обложенную серой бумагой книгу, открыла в отмеченном закладкой месте и, пробежав глазами страницу, спросила:
— Готов?
— Готов.
Травина начала медленно диктовать:
— The end! It was all just a dream…
С первыми словами я узнал «Воспоминание» Байрона. Блин, ну и совпадения! Именно этот стих я и учил когда-то. И ведь хорошо его помню. Нравится он мне. Учительница на мгновение глянула на лист, где я уже записал продиктованное и продолжила:
— There is no light in my future. Where is happiness, where the charm?
Вот черт! Как специально мне этот стих выбрали. Ведь в переводе звучит так: «Нет света в будущем моем». Для меня это звучит своеобразным намеком.
— Tremble in the wind wicked winter, dawn is my hidden behind a cloud of darkness…
Я вздохнул и, не дожидаясь пока Александра Владимировна продиктует произведение до конца, быстро дописал текст. Отложил ручку и задумался. М-да, «рассвет мой скрыт за тучей тьмы…», ну точно намек на моё будущее. Нечаянный. Байрон ни при чем, и Травина тоже. Откуда они могут знать про мою ситуацию? Но совпадение странное. Если бы этот стих мне продиктовали в других условиях, то и внимания не обратил. Но тут…
— Молодой человек, — раздалось рядом. Англичанка замолчала, прервавшись на последнем предложении, и посмотрела на меня. А рядом стоял тот тип и смотрел на листок.
— Я думаю, что Вы отлично знаете этот стих. Не так ли?
Делаю невозмутимое лицо и киваю:
— Да, вы правы, я хорошо его знаю.
Он постоял немного, глядя на стих, написанный мной, затем передвинул стул, поставив его напротив, сел, положив ногу на ногу. Взял листок, опять пробежал глазами текст и пристально посмотрел на меня.
— В первый раз вижу столь молодого человека знающего классика английской литературы в подлиннике.
Я покосился на Травину. Теперь она тихо сидела, как будто поменялась ролью с этим респектабельным мужчиной. А этот «профессор» разглядывал меня как чудо.
— А ещё что-нибудь из классиков знаете?
Я много чего знал, так как, практически, учил язык по английским книгам, которыми меня обеспечивал сокурсник. Но не уверен, что что-то ещё вспомню, поэтому, на всякий случай, ответил так:
— Только этот стих, но могу перевести на инглиш любого из русских поэтов.
И подумал — только полчаса назад этим и занимался. Кстати, надо будет Александру Владимировну за
— Даже так?! — чуть улыбнулся «профессор», и поглядел на Травину, — интересно, интересно.
Учительница пожала плечами, а он поправил очки и, наконец, представился:
— Кокошин Виктор Михайлович, декан КазГу. Факультет филологии, литературоведения и мировых языков.
Я про себя улыбнулся — правильно угадал.
Мы немного поговорили. Кокошин задавал разные вопросы, а я отвечал. Диалог велся на английском. Мои ответы декан выслушивал внимательно, иногда чуть улыбаясь. Наконец он сказал по-русски, обращаясь к Травиной:
— Вы были правы, Александра Владимировна, у молодого человека ярко поставленный английский, без вкрапления американизмов. Но некоторые слова он произносит не совсем правильно. — Он опять взглянул на лист. — Удивительно, что в написании стиха не допущено ошибок, даже орфографических.
Повернулся ко мне:
— Сергей… э-э-э…
— Александрович, — подсказал я.
— Сергей Александрович, откуда вы так хорошо знаете язык? У вас родители им владеют?
— Нет, родители изучали немецкий. А я… (чего сказать-то?) просто начал понимать, а потом и говорить…
— Да? — удивленно поднял брови декан, — интересный поворот. Ну, не хотите говорить… впрочем, неважно.
Кокошин чуть помолчал, пристально меня разглядывая, затем сказал:
— Сергей Александрович, вы бы не хотели перейти в школу с углубленным изучением английского языка? С последующим поступлением в университет. Это даст вам в будущем очень большие перспективы.
Усмехнулся про себя. А если, например, я сейчас запою, как Карузо, то в консерваторию позовёте? И про будущее говорит. Уж про него-то я лучше вас знаю. Всё что случится… Нет, конечно, предложение заманчивое, ничего не скажешь, но не стоит торопиться. Надо хорошо подумать.
— Я вас не тороплю, — продолжал Кокошин, — подумайте, — будто прочел мои мысли. — Конечно, можете и эту школу закончить, Александра Владимировна отличный учитель, я её прекрасно знаю. А после десятого класса, я буду ждать вас в приёмной комиссии. Кстати, Александра Владимировна, — Кокошин взглянул на учительницу, — я рекомендую поставить Сергею высокую оценку. Заслужил.
Он взглянул на свои часы (золотые) и поднялся.
— К сожалению, мне пора. До свидания, Александра, — поклонился декан Травиной, повернулся ко мне, — до свидания, молодой человек.
— До свидания, — кивнул я в ответ, тоже поднявшись.
Декан направился к двери, а я повернулся к англичанке:
— Александра Владимировна, Савин Олег тоже хочет стих рассказать.
Кокошин, услышав мои последние слова, задержался в дверях:
— Что, ещё один феномен?
— Нет, Виктор Михайлович, — улыбнулась англичанка, — Сергей просто за товарища просит, чтобы тот оценку по предмету исправил.