Слуга Божий
Шрифт:
***
Барка, принадлежавшая Мариусу ван Бёэнвальду, была обычной речной крипой[110].Широкая, с плоским дном, тупым носом и одной мачтой. Но под палубой было удивительно много места для товаров, а бочки и мешки также лежали на досках палубы, заботливо обвязанные канатами и накрытые серой парусиной. Команда состояла из татуированного с ног до головы капитана (был одет лишь в широкие шаровары, поэтому у меня была возможность внимательно его рассмотреть), старого безносого рулевого и четырёх матросов. Все были заняты погрузкой товаров,
Он увидел меня, когда я встал у трапа, и обнажил в улыбке беззубые дёсна.
— Пфиветштвую ваш, гошпофин, на бофту Утфенней Жафи. Такая чефть фля меня.
«Утренняя Заря» было неплохим названием. Правда, как раз этот корабль должен был бы называться Плавающая Колода или Нырнувшая Лохань, но я знал фантазию моряков в придумывании названий, поэтому даже не улыбнулся.
— Вышвободил каютку для фашей вельможношти, — сказал он. — Пожвольте, пфоведу.
Мы спустились по крутой, грязной как чушка лесенке. По левой стороне находилась деревянная дверца.
— Удобштф нет, фаша вельможношть, — объяснил он. — Команда шпит на палубе, а шдесь — он махнул рукой, — товафы.
Он открыл дверцу и пропустил меня вперёд. Каюта была в самом деле маленькой. Помещались в ней лишь набитый сеном матрац, деревянный, обитый латунью сундук и металлическая лохань. У стены я увидел широкий шкафчик. Но меня больше интересовала особа, лежащая на матраце. Если учесть, что это была полуодетая (полуодетая вероятно потому, что под палубой было жарко и душно, почти как в моей корчме), молоденькая девушка с белой кожей, длинными светлыми волосами и торчащими грудями.
— Шуприш и подарок от гошподина Бёэнфальда, — сказал капитан с улыбкой. — Как чего-нить будет нужно, гошподин, я к тфоим ушлугам.
Он с поклоном удалился и закрыл за собой дверку. Лежащая на матраце девушка внимательно рассматривала меня, но даже не пошевелилась. Лишь провела, похоже неосознанно, языком по губам. Красивыми были у неё эти губы. Пухлые и красные, что при белизне её кожи производило немалое впечатление.
— Как тебя зовут? — спросил я, снимая накидку и бросая его рядом с ней, на матрац.
— Эня, — тихо ответила она. — Вы на самом деле инквизитор, господин?
— Может обращаться ко мне Маддердин, — предложил я. — Наверняка мы познакомимся очень близко за эти три дня, поэтому предпочитаю слышать из твоих уст собственное имя, чем постоянное «господин».
— Как пожелаешь, Маддердин, — сказала она. — Меня привели сюда, чтобы я исполняла твои желания.
— И мне это нравится, — рассмеялся я. — А инквизитор я на самом деле, раз уж тебе надо это знать. Но держи рот на замке, если не хочешь меня рассердить. Для всех я буду Годригом Бембергом, купцом из Хеза, получившим наследство, которое хочет вложить.
— Конечно, Мордимер, — учтиво ответила она. — Но позволь, когда мы будем наедине, называть тебя настоящим именем. Оно намного более… — она чуть задумалась, а
Я был удивлён тем, что она так красиво выражалась. Без всякого сомнения, она не была вульгарной, портовой шлюхой, способной лишь ругаться в пьяном угаре. Было в ней какое-то не соответствующее её профессии изящество. Тем не менее, я не был в восторге от того, что Мариус ван Бёэнвальд сказал ей, кто я. Возможно, он думал, что тогда она будет больше стараться. Что ж, наверное, именно так и было.
— Давно в профессии? — спросил я и сбросил рубаху. Была такой мокрой от пота, будто я только что вытянул её из воды.
— Недавно. Полгода. Но я умею всё, что надо, — уверила она. — Убедишься.
— Поживём — увидим. Не хвали день поутру.
Я стянул сапоги и снял портянки. Не скрою: мне стало легче, хотя под палубой и было так же жутко душно.
— Честно, господин… Мордимер, — исправилась она, — будешь мной доволен. Мне хотелось бы, чтобы ты замолвил за меня доброе слово в новом доме, и я буду стараться.
— В новом доме? Где?
— В Тириане, — ответила она. — Я там должна начать работать.
Я свалился на матрац и положил руку на её грудь. Эня была очень худенькой и невысокой, но груди у неё были вполне приличными. Прекрасно, ибо большая сиська самое то, особенно когда хозяйка хрупкого сложения. Это говорит вам Мордимер Маддердин, любезные мои, знаток хезских девок.
— Уже хочешь? — спросила она, улыбаясь.
— Пока хочу вина, — сказал я.
Она встала и потянулась к шкафчику. Достала их него два кубка и глиняную бутыль. Большую бутыль.
— Я могу выпить с тобой?
— Ясное дело, — ответил я. — Не люблю пить один.
Она разлила вино по кубкам и подала мне. Я понюхал.
— Пахнет неплохо, — признал я. — Ну, тогда выпьем за путешествие, Эня.
— Твоё здоровье, Маддердин, — она произнесла тост и набрала вино в рот.
Потом наклонилась надо мной, разлила его по моей груди и начала слизывать. У неё был аккуратный, узкий язычок, а лизала она необыкновенно нежно. Я улёгся поудобнее.
— Хорошо, малышка, — сказал я. — Теперь спустись ниже.
Она откинула волосы и улыбнулась, а потом сделала то, что я велел.
***
Должен сказать, это были неплохие три дня, любезные мои. Правда, на корыте ван Бёэнвальда клопы также вылезали из матраца, падали с потолка и кусали, но, без всякого сомнения, они появлялись меньшим числом, чем в моём жилище. Кроме того, у меня было не слишком много времени и желания думать о клопах, ибо Эня очень старалась скрасить мне время. Должен признать, что у меня давно не было такой согласной девки, которой вдобавок нравилась её работа. Ну, всегда можно сказать, что ваш покорный слуга способен распалить даже холодную потаскуху, но нет… Думаю, Эня просто такой была. Что ж, полгода в борделе ещё не уничтожили в ней охоты к развлечениям и определённойискренности чувств.