Слямбу катамбу нок! или Прключения первобытного выдумщика
Шрифт:
Крикуна освободили, поставили на ноги.
— Пошли! — скомандовал Дум. — И знай: если ты позовешь своих или приведешь нас к ним, пеняй на себя. Напролом, поручаю его твоему копью.
Они двинулись по холмистой долине извилистым путем, обходя какие-то опасные, по мнению провожатого, места, пробирались где пригнувшись, где бегом, а где чуть ли не ползком. Иногда они слышали то женские, то мужские голоса и тогда замирали и притихали.
Наконец все четверо оказались в Лесу, что спускался с горы, как медвежья шкура с шамана, приготовившегося ворожить, и здесь кривошеий (а он так и шел, придерживая желтый плод в ухе) сказал, что бояться больше нечего. Устав от перехода, который занял часа два, мужчины присели отдохнуть и перекусить. Пригласили к трапезе и туземца.
— Расскажи нам о своем племени, — обратился Дум к кривошеему, занятому куском жареного мяса.
— Сейчас, — согласился тот, — только доем мясо и догрызу этот вкусный корешок. Мы находим такие в земле, но никто не догадался еще их попробовать. Все думают, что они ядовитые (может, речь шла о морковке? Или петрушке?)
Туземец поел, руки облизал, потом вытер их о волосы на голове и бороду, приосанился и начал:
— Наше племя одно из самых славных на земле, а скорее, самое славное, и в этом почти никто уже не сомневается. Наш язык — самый звучный, самый приятный для слуха и самый понятный.
— Как вы об этом узнали? — сразу же спросил Дум. — Вам кто-то об этом говорил? Ведь должны были собраться все-все, чтобы назвать ваш язык лучшим.
— Мы знаем об этом без всех-всех! — рассердился кривошеий. — Наши предки получили язык от Самого Бородатого!
— Кто это?
— Он во всем самый. Даже не стоит перечислять, в чем. Наши пытались это сделать — перечислить, но им не хватило жизни. Они дошли до слова, что начиналось с Ко…, и умерли от изнеможения и старости один за другим. Следующие, следующие и следующие наши всё гадают и гадают, что там дальше, за этим Ко…, что это за слово, что это за штука, которая начинается, но неизвестно чем кончается. Здесь загадка загадок! А вдруг это слово магическое, и именно с него по свету валом повалят чудеса?…
— Ну вот, — тут кривошеий перевел дух, — а теперь хотите знать, как получилось, что мы обрели дивный язык? У нас об этом говорит несколько поколений. И все любят повторять: "Касундо о патика массо калибо карита пи-ти-мо-ко-ла-пи". Правда, хорошо звучит? В переводе это означает: "Наш язык самый красивый, остальные же годятся только для разговора с лягушками".
— Да утащит в подземелье мохнатый Бабай всех, кто так заявляет! — ругнулся Напролом. — Выходит, я разговариваю на лягушачьем языке?
— Конечно, о незнакомец! Жаль, что ты сам этого не понимаешь. Слушайте же рассказ о том, как Самый Бородатый дал нам язык.
— Слушаем, слушаем, — сказал за всех Дум.
КАК ЛЮДИ ЗАГОВОРИЛИ
— Это было, — начал провожатый, — он все время менял руки, чтобы придерживать в ухе желтый плод, — это было, когда никто из людей не мог разговаривать. Чтобы передать друг дружке какую-нибудь новость, им приходилось либо размахивать руками, либо верещать, как обезьяны, либо трубить, как мамонты, либо чирикать, как воробьи, либо шипеть, как змеи.
И все равно у тогдашних людей мало что получалось. Потому что на земле существуют такие вещи, как, например, дождь или искры, про которые, как ни маши руками, как ни верещи, как ни чирикай, не расскажешь. Разве не так? Ну-ка попробуйте изобразить руками — чтобы все поняли — дождь или искры! Я так и думал — у вас ничего не выйдет.
Или вот еще. Как сказать "далеко"? "Светло"? Или "ты зря сердишься"?
Да! — воскликнул рассказчик. — И тогда, в то бессловесное время, светило Солнце, но никто еще не называл его Солнцем, и тогда сияла по ночам Луна, но не было никого, кто бы назвал ее по имени. И тогда земля простиралась вокруг каждого селения, но не было ни слова Земля, ни слова "вокруг", не говоря уже о словах "простиралась" и "каждый".
Что было делать бедным бессловесным первобытным людям?
И вот как-то собрались вместе несколько племен и договорились — лучше бы сказать, доверещались или дочирикались, — что нужно пойти к Самому Бородатому и попросить у него язык для людей.
Каждое племя выделило для этого одного человека, и посланцы отправились к Самому Бородатому, который обитал на высокой горе. От нашего племени вместе со всеми пошел один юноша.
На дорогу ушло три дня, но всем показалось, что больше, потому что спутники ни о чем меж собой не разговаривали.
Наконец все жаждущие слова толпятся у горы, на которой сидит Самый Бородатый, борода у него так велика, что покрывает половину горы.
Самый Бородатый, конечно, понял, зачем к нему пришли люди. Но издалека он не разглядел, что один человек отличается от другого — у всех были разные прически, разные краски на лицах, разные украшения, даже походки и те были разные. Он этого не разглядел и крикнул так:
— Пусть кто-нибудь из вас поднимется ко мне — я дам вам речь! — Да, Самый Бородатый подумал, что собравшиеся у подножия горы одинаковы, и речь им нужна одна на всех.
Люди кинулись взбираться наверх все вместе: каждому показалось, что именно его зовет к себе Самый. Гора была и высока, и крута — и один за другим жаждущие скатывались вниз, а некоторые падали и разбивались насмерть. Только один человек, это был юноша нашего племени, смог добраться до самого верха.
Он поднялся наверх, и Самый Бородатый сказал ему:
— "Подставь мне правое ухо, юноша, а левое чем-нибудь заткни. Тебе нечем заткнуть ухо? Тогда на тебе банан (а боги предпочитают время от времени перехватить банан-другой) и воспользуйся им. А то все просыплется".
Юноша повиновался. И тогда Самый Бородатый обеими руками стал насыпать в ухо нашего посланца слова — много-много слов. Их было как листьев на дереве, как иголок на сосне, как капель проливного дождя. И все они вошли в правое его ухо, и ни одно не выпало через левое, ибо оно было заткнуто бананом.
Когда операция закончилась, Бородатый спросил у юноши, не стала ли слишком тяжелой от слов его голова, спустится ли он с горы самостоятельно и дойдет ли до дома. Тот ответил, — он уже мог говорить! — что слова невесомы, кроме некоторых, он еще не знает, каких именно, и что он, пожалуй, сам спустится с горы.