Слямбу катамбу нок! или Прключения первобытного выдумщика
Шрифт:
— Мало ли с кем или с чем мы еще встретимся, — ответил на это Дум.
Порошок внуки Горы взяли — каждый по мешочку. Напоследок Дум посоветовал чихастикам:
— Гусля тем лучше, чем больше на ней струн. А всего лишь при одной палка может разогнуться и ударить музыканта в лоб.
Вот они и расстались — путешественники к Краю Земли и гостеприимные чихастики, впереди которых стоял толстоносый здоровяк Чихан-Чихан. Когда Дум, Хоть-Куда и Напролом стали удаляться, провожающие набили носы порошком и почихали им вслед, желая счастливого пути. А вождь на прощание так чихнул, так ахнул, что из речки выпрыгнуло с десяток рыб и с перепугу сел на землю старенький Чихо-Лихо.
Навстречу им шли три человека, шли опустив головы и шаркая по земле ногами.
— Привет! — крикнул им Дум.
Один из встречных, самый, кажется, унылый из трех, чуть поднял голову и ответил еле слышным голосом, буквально прошелестел:
— Привет… Откуда вас несет?
Дум привык уже ко всяким неожиданностям в пути и вопросу не удивился.
— Несет? — уточнил он на всякий случай.
— Да, откуда несет вас ветер? — еле шевеля языком, продолжал спрашивать встречный.
— Э-э…
— Вы ведь осенние листья, как и мы? — чуть помог ему разобраться в обстановке Унылый.
— Конечно, — ответил Дум и побыстрей соорудил на лице грустную гримасу. — Кем же еще мы можем быть!
Ему захотелось побольше узнать, чем дышат люди-листья.
— С какого вы дерева? — спросил он.
— Не все ли равно, — был такой же, еле слышный ответ. — Подуют ветры, и листья со всех деревьев будут сорваны вихрями и полетят кто дальше, кто ближе. Полетят, но все равно упадут. А дожди всех превратят в месиво. Впрочем, мы с клена. Ты так и не сказал, откуда вас принесло.
— Не все ли равно, — в тон встречному ответил Дум. — Впрочем, мы идем со стороны Захода солнца.
— Там, наверно, еще грустнее, чем здесь…
Они поговорили, но недолго: дунул ветерок, и встречные подчинились ему — поплелись дальше, всё так же опустив головы.
ТРИ ПЕРВОБЫТНЫХ СНА
И снова они в узком, темном и холодном ущелье. Высоко над их головами изломанная полоска неба, они совсем здесь одни, лишь иногда срываются с отвесных стен большие серые птицы, чьи крики множатся, рассыпаются эхом.
Тропинка узкая, трудная, речка обрызгивает их холодной водой, впереди — за каждым поворотом! — неизвестность. Здесь может выйти навстречу могучий зверь, а то и еще одно племя людей, которое неведомо как отнесется к чужакам. На них могут осыпаться камни и похоронить под собой. Да мало ли что может случиться в этом страшном ущелье!
Охотник и воин Напролом идет впереди, за ним шаг в шаг следует Хоть-Куда, только Дум то и дело останавливается, чтобы задрать голову к очередной вершине.
Они идут долго, небо над ними не меняет цвета, оно все так же сине; но вот в ущелье становится чуть теплее — это день приближается к середине.
Вдруг Солнце засияло в теснине — разноцветно засверкали брызги над камнями, радуга раскрасила противоположный берег, рыбы стали чаще выпрыгивать из воды, ловя мошкару, заплясавшую над волнами.
Солнце лишь заглянуло в ущелье и быстро ушло дальше, и путники снова стали ежиться от сырости, холода и брызг. Но берега речки начали неожиданно сужаться, вот она уже не речка, а ручей. Еще один поворот — и на них дохнуло теплом, открылся редкий лес, спускающийся к ручью с обеих сторон, а ручей совсем сузился и вскоре превратился в родничок в пологом склоне прямо перед ними. В родничке плавал кругами желтый лист.
Ущелье кончилось! Теснина выпустила их!
Напролом на радостях гикнул и метнул копье в ближайшее дерево.
Скоро путешественники вышли в высокотравную степь, вдалеке виднелась небольшая рощица, куда они и направились, раздвигая траву руками и копьями.
Уже вечерело, когда они ступили в тень рощицы. Дум и Хоть-Куда сели, привалившись спинами к стволам деревьев, а неутомимый Напролом пошел отыскивать подходящую ветку для лука, вместо оставленного чихастикам. Глядя на него, они вздохнули и двинулись собирать сухие сучья для Костра.
Когда Напролом вернулся, Костер уже горел. Охотник, готовя будущий лук, еле сгибал здоровенными ручищами упругую толстую ветку, чтобы повязать ее тетивой.
Товарищи вынули из сумок мясо, которым снабдили их чихастики, насадили куски на обостренные ножами сучья и стали поджаривать над притихшим к этому времени Костром. Они смотрели, как капают на красные угли капли жира и сока и глотали слюнки. Спокойный дым поднимался к кроне дерева и застревал там, среди листьев.
Ужин готов. Напролом отложил почти отлаженный лук, все трое впились зубами в мясо. Было не до разговоров.
Тепло Костра постепенно прогоняло холод, который накопили их тела в ущелье, а с дымом уходил и страх, внушенный мрачной тесниной.
Надо было пойти за дровами — ведь они будут у Костра ночевать. Снова поднялись Дум и Хоть-Куда, а охотник, чуть проглотив последний кусок, схватился скользкими от жира руками за лук. Ему не терпелось увидеть его готовым к стрельбе.
Дум и Хоть-Куда уже улеглись, накрывшись зеленым ветками, а Напролом, не забывая подбросить сучьев Костер, ладил и ладил при его свете свой лук. Наконец, сделав все, он уложил на него тоже готовую стрелу и натянул тетиву. Он даже поискал цель, чтобы проверить и оружие, и себя, но вокруг была уже темнота. Там и сям пели невидимые ночные птицы, но не стрелять же, целясь в голос, а не в тело! Только потеряешь в темноте стрелу.
Так и не найдя, куда выстрелить, Напролом улегся на приготовленные и для него ветки и тут же уснул, держа в одной руке лук, а в другой — стрелу, словно и во сне ему может понадобиться оружие.
Первым утром проснулся Дум. И не сам по себе, а оттого, что услышал чей-то крик. Он поднял голову и увидел, что кричит Хоть-Куда. Кричит во сне и изо всех сил сучит ногами и размахивает руками. Дум поскорей разбудил его. Тот открыл глаза, сел и сразу же стал оглядываться по сторонам.
— Ох! — сказал он. — Спасибо, Дум, ты меня спас!