Смех баньши
Шрифт:
Bruiden, как назвал это место Олаф, на самом деле означает пиршественный зал, но также и зал для торжественных жертвоприношений, совершаемых обычно в пышности, без особенной тайны, по протоколу, и далеко не всегда их можно было назвать общественно-опасными деяниями. Возможно, и тут все было не так скверно, как решил Олаф.
Вдоль стен в комнате стояло несколько небрежно сколоченных скамеек, пара-другая козел и доски, служившие складными столами. В нише в глубине рассыпались пропитанные быстро проникающей здесь, в подземелье, сыростью, угли и зола. Стены ниши были закопчены, а вверху ее была отдушина, каким-то образом неплохо
— Любопытно, конечно, — сказал я. — Но мы не можем быть уверены, что это было человеческое жертвоприношение.
— Впрямую — нет, — сказал Фризиан. — А ты можешь представить себе что-нибудь другое, что могло тут произойти?
Я пожал плечами, оглядываясь. В остальном все было аккуратно и чисто. Никаких вам брошенных на виду останков. Даже в золе.
— Полагаю, не следует забывать об объективности.
— А это расположение камней и отверстий, чтобы привязать жертву? — продолжал Фризиан. — Чисто анатомически…
Олаф еле сдерживал коварную ухмылку.
— Кажется, в прошлый раз я смахнул изображение в том углу, — заявил он с озабоченной невинностью. — Оно стояло не так. Эрик, сдвинь-ка его немного влево.
— Этого? — спросил я, кладя руку божеству на голову.
— Ага, приподними его, он легкий.
Я подозрительно посмотрел на его ухмылку.
— И что я увижу?
— Только то, что увидел я.
— Ну ладно, ладно. — Я приподнял божка, который действительно оказался легким, так как значительная часть его внутри была выдолблена. И мы увидели то, что помещалось в полости, не под стопами, а прямо в стопах идола. Коричневый сморщенный кожаный мячик с еще сохранившимися волосами.
Я меланхолично поставил божка на место.
— Не волнуйся, — сказал Олаф. — Голова немного прокопчена, и сразу не пропадет.
— А что под остальными? — спросил Фризиан.
— Сердце, печень и еще кое-что. Все слегка обработанное.
— Весело тебе было, наверное, исследовать все это в одиночку, — предположил я.
— Не найдя ключа, я уже предполагал, что пахнет чем-то жареным. Или копченым. Так что бы нам с этим сделать? Есть какие-то идеи?
— Римляне знали бы, что делать, — задумчиво проговорил Фризиан. — В свое время они друидов практически уничтожили. Свои-то жертвоприношения Марсу в Колизее они называли игрищами. Неприкрытая же религиозность в этом вопросе почиталась за непристойность.
— Ну да, — протянул я. — А друидизм у нас как раз переживает ренессанс. Одни пытаются возродить его в самом мрачном виде, быть может, более мрачном, чем это было на самом деле, другие — развить, как Бран из «школы Мерлина». Но может, сперва стоит хотя бы сделать предупреждение?
— Разумеется, — вкрадчиво промолвил Фризиан. — Кто как не друиды сделали тебя королем?
Я
— Да, разумеется, помимо всего прочего. Кстати, никто не слышал, чтобы у нас пропал кто-то из гостей?
— Никто ничего не заявлял, — сказал Олаф. — Но разве это что-то значит?
— Наверное, нет.
— Может, просто выбросить все это отсюда? — спросил Фризиан. — Не выясняя, кто это сделал? Просто проявить презрение.
— И все-таки тот, кто это делал при такой таинственности, думал о том, что его могут осудить. Лучше, наверное, наоборот — не выбрасывать это на всеобще обозрение, а отловить виновника персонально и сделать внушение. В конце концов, что за фокусы в королевском замке без ведома короля? Это же просто оскорбление величества…
Меня прервал Гамлет, как кошка впрыгнувший в комнату.
— Кто-то идет, — воскликнул он полушепотом и, забыв о том, что не хотел, чтобы нас кто-то случайно запер снаружи, прикрыл за собой дверь. Олаф с Фризианом переглянулись и одновременно загасили лампы, отступая к стенам, чтобы не оказаться замеченными сразу же.
Послышались приглушенные голоса, потом кто-то сунул в замок ключ. Раздался изумленный возглас, тут же подавленный, и пауза тишины, потом кто-то все же осторожно толкнул дверь внутрь. По стенам замелькали блики от факела. Дальнейшее произошло молниеносно. Гамлет тигром прыгнул вперед, схватил человека с факелом за шиворот и дернул внутрь. Тот негодующе завопил. Я поймал вылетевший у него из руки факел и отступил, давая пламени немного выровняться. Фризиан выскочил за дверь и вскоре вернулся, волоча за собой бесчувственное тело.
— Упал в обморок от страха, — прокомментировал он и добавил приглядевшись: — Мелкая сошка. — И привалив сошку к стене, опять аккуратно закрыл дверь.
Мы все с любопытством поглядели на человека, которого держал Гамлет. Тот как раз опомнился.
— Прочь руки, ничтожный смертный, — провозгласил он с высокомерной брезгливостью.
— Ну вот еще, тут приказываю я! — заявил я не менее напыщенно. — Отпусти его, Ланселот. Никуда он не денется.
Гамлет проворчал что-то под нос и отпустил его.
— По-моему, его имя мы знаем. Как же оно там? На языке вертится…
— Маэгон, — подсказал я.
— Ах да, друид и знаток всяких жутких историй, — подхватил Олаф.
Фризиан скорчил критическую рожицу и предпочел промолчать. Он у нас и сам знаток по части жутких историй.
— Это не просто истории, — злясь, заметил Маэгон.
— Видимо, — согласился я. — И ты явно не из последователей Мерлина.
— Конечно, нет! — воскликнул друид. — И пусть никто не причисляет меня к этим слабакам и трусам. Они позорят нашу древнюю науку. Лишают ее смысла и крови… всех жизненных соков!
Маэгон был явно не из тех, кто станет оправдываться.
— О, правда? Тогда почему все так таинственно? Насколько я понимаю, bruiden должен быть гостеприимно открыт для всех.
Маэгон презрительно буркнул:
— Потому что этих ренегатов и простых слабых людей такая дань древности почему-то пугает. Они все боятся, что за кровью животных польется их собственная. Они всегда боятся того, что лежит за пределами их разумения! Они пожирают земных тварей без зазрения совести, но не хотят уделить ни куска богам, а ведь те взамен дали бы им великую силу!