Смех дьявола
Шрифт:
— Отлично. Ты идешь, Тавернье?
— Нет, еще немного побуду здесь. Я увижусь с тобой позднее.
— Не забудь, что у нас встреча с прессой через час.
— Мне там нечего делать.
— Скажи это генералу… До свидания, мадемуазель, не беспокойтесь, она — крепкая девушка и обязательно поправится.
— Да услышит вас Господь, доктор.
25
Когда Леа открыла глаза в полумраке своей комнаты, прошло двенадцать дней. Первый человек, которого она увидела, была сидящая около нее Франсуаза, смотревшая на нее из-под челки волос, спрятанных под элегантным тюрбаном серого цвета. Она даже не удивилась: волосы отрастают так быстро.
— Леа?.. Ты меня слышишь?
— Да. Мне кажется, я долго спала.
Франсуаза разразилась смехом, смешанным со слезами.
— Ты спишь больше недели.
— Что?
— Ты находилась в коме двенадцать дней.
— Двенадцать дней!.. Ты в этом уверена?.. За это время многое должно было произойти… Расскажи мне.
— Нет, ты не должна утомляться. Я позову остальных, чтобы сказать им, что ты наконец пришла в себя…
— Нет, подожди! Я не утомлена. Но я не очень хорошо помню… Последнее, что я помню, это тетя Альбертина, говорящая мне о твоем возвращении, а потом… неужели прошло двенадцать дней? Когда ты вернулась?
— После полудня в тот день, когда ты заболела. Франсуа Тавернье приехал за мной на зимний велодром. Я не поверила своим ушам, когда один боец ФВС позвал меня и сказал: «Ты свободна, потаскуха!» Если бы ты видела радость других пленников! Одна актриса, которая не была обстрижена, отрезала прядь своих волос и сунула ее под мой платок…
— Ах! Я понимаю.
— …обнимая меня. Я была так тронута ее жестом, что разразилась рыданиями. Я взяла от некоторых небольшие поручения для их семей и письма. К счастью, у них не было времени обыскать мою сумку. Франсуа Тавернье вырвал ее из рук грязного и прыщавого «полковника», любившего обижать заключенных. Он чувствовал себя неловко, крутя в руках бумагу с грифом военного министерства с тремя или четырьмя подписями и столькими же печатями, которая предписывала немедленно освободить меня. Франсуа втолкнул меня в автомобиль, украшенный трехцветным флажком с лотарингским крестом, за рулем которого сидел водитель в форме, и сказал мне: «Поспешите, я боюсь, он заметит, что эти бумаги не совсем в порядке». Я чуть не упала в обморок от такой дерзости. К счастью, все обошлось. Теперь я окончательно вычеркнута из списков подлежащих чистке.
— Что это такое?
— Верно, ты не в курсе. Очищают, то есть арестовывают, судят, осуждают всех тех, кто имел более или менее близкие отношения с немцами. Это касается как деловых людей, так и писателей, актрис, директоров газет, хозяев гостиниц, проституток, машинисток, короче, людей всех профессий и занятий.
— И что с ними делают?
— Их отпускают или отправляют в тюрьму, некоторых расстреливают.
— Кого же арестовали?
— Среди людей, имена которых тебе что-то скажут, числятся Пьер Френей, Мари Марке, Арлетти, Жиннет Леклерк, Саша Гитри, Жером Каркопино, Бразийяк… Другие разыскиваются, например: Селин, Рабате, Дриё ля Рошель. Каждый день «Фигаро» печатает список подлежащих чистке.
— Большинство заслужило это.
— Вероятно, но многие арестованы по доносу ревнивого коллеги, сварливой консьержки или просто из удовольствия навредить.
Леа закрыла глаза, не желая вступать с сестрой в подобные споры.
— Ты устала… Не говори больше, я предупрежу…
— Нет! Как себя чувствует Шарль?
— Хорошо, он не перестает требовать тебя, особенно после отъезда отца.
— Лоран уехал, — воскликнула она, резко выпрямившись.
— Успокойся, тебе будет хуже.
— Где он?
— Вместе со 2-й бронетанковой дивизией он отправился на восток.
— Как его дела?
— Не очень хорошо. Он в отчаянии, что уехал, оставив тебя в таком состоянии и покинув сына.
— Он что-нибудь оставил для меня?
— Да, письмо.
— Принеси его, пожалуйста.
— Оно здесь, в твоем секретере.
Франсуаза открыла ящик и протянула письмо сестре. Леа схватила его, но она так нервничала, что никак не могла вскрыть конверт.
— Открой его… и прочти мне.
«Моя дорогая Леа,
Если ты читаешь эти строки, значит, ты выздоравливаешь. Я так страдал, видя тебя без сознания, бьющуюся в беспамятстве, и ненавидя себя, неспособного помочь тебе и вернуть тебя в наш круг. Я поручил Шарля твоим теткам и сестрам, но теперь, когда ты наконец, поправилась, я хочу доверить его тебе. Не отказывайся, он любит тебя, как свою мать, и нуждается в тебе. Я понимаю, что это тяжкий груз, но ты достаточно сильна, чтобы нести его, и ты это уже доказала. Я надеюсь, что ты отказалась от безумного намерения записаться в Красный Крест. Твое место среди своих, около моего сына и твоих сестер. Возвращайся в Монтийяк. Я написал нотариусу, который занимался делами моего отца, чтобы он попытался продать землю и тем помочь вам восстановить поместье.
Я одновременно счастлив и опечален, отправляясь сражаться. Счастлив, потому что в воинских делах я почти забываю ужас потери Камиллы, грустен, потому что оставляю вас, Шарля и тебя. Крепко обнимаю тебя и люблю.
Лоран
PS. Как только будет возможно, я сообщу тебе, что придумаю для пересылки писем».
— Он прав. Это безумие — идти в Красный Крест.
— Это вас не касается, я делаю то, что хочу.
— Но почему?
— Я не хочу оставаться здесь. Я здесь плохо себя чувствую. Я должна яснее все видеть.
— Леа! Ты пришла в себя! Доктор, моя племянница выздоровела.
— Кажется, действительно так, мадемуазель. Итак, мое дитя, вы хотели поиграть в Спящую красавицу? Жаль, что я не принц. Как вы себя чувствуете?
— Хорошо, доктор.
Старый домашний доктор, наконец отыскавшийся, осматривал свою молодую пациентку.
— Отлично… отлично. Давление в норме, сердце тоже. Через несколько дней вы можете бегать по лесам с вашим прекрасным принцем. Он сильно за вас беспокоился.
Леа бросила вопросительный взгляд на сестру.
Молчаливый ответ Франсуазы означал: «Как будто ты этого не знаешь».
— Я хотела бы встать.
— Не раньше, чем вы восстановите силы. Если вы попробуете встать, то не удержитесь на ногах. Вам прежде всего нужна обильная и здоровая пища.
— Обильная? Это не так легко, — сказала Франсуаза с грустью.
— Я знаю, мадам. Надо вам помочь. Рассчитывайте на прекрасного принца, это человек с большими возможностями и чего только ни сделает для семьи своей возлюбленной. Впрочем, довольно шуток. Мадемуазель, вы меня хорошо поняли? Нашей девочке ежедневно нужно мясо, молочные продукты, рыба, яйца…