Смех дьявола

Дефорж Режин

— Это не очень дорого.

— Ты думаешь? Масло труднее достать, чем платье лучших фирм. А после освобождения их можно будет купить на гроши.

— Ты смеешься! Кто бы мог подумать, что маленькая бордоска, поклонница маршала Петена, будет промышлять на черном рынке!

— Что же, все могут ошибаться, я же ошиблась насчет Петена, а ты можешь ошибиться в де Голле. Подумаешь, черный рынок! Без него ты не могла бы есть каждый день.

— Это правда, я охотно соглашаюсь с этим. Просто я восхищена

твоим коммерческим чутьем. Что же касается де Голля, счастье, что он был здесь…

— Посмотрим, он военный, как и другие.

Леа, не отвечая, пожала плечами.

— О Франсуазе по-прежнему ничего?

— Ничего. Франк продолжает поиски. Поговори об этом с Франсуа Тавернье, он наверняка что-нибудь придумает. А что предпринято в отношении Пьеро?

— Не знаю, поговори с тетей Альбертиной.

— В котором часу ты вернешься?

— Не знаю. Предупреди тетушек, что я ухожу, и позаботься о Шарле.

— Вот так, вся морока на меня, — сказала Лаура мнимо рассерженным тоном. — Ладно, развлекайся. Осторожнее с моим платьем.

— Буду беречь его, как зеницу ока. Я ведь не знаю, где достать пять килограммов сливочного и пять литров растительного масла.

— Ты сильно ошибаешься, теперь оно стоило бы десять килограммов и десять литров.

— Продолжай в том же духе и сколотишь состояние.

— Очень на это надеюсь. Уходи скорее, я слышу Лизу, если она увидит, что ты уходишь, тебе придется целый час объясняться: куда ты идешь? с кем? приличный ли это человек? И т. п.

— Я уже ушла. Спасибо.

Леа так быстро бежала по лестнице, что оступилась на предпоследней ступеньке и растянулась во всю длину на мраморном полу вестибюля. Падая, она вывернула себе запястье.

— Дерьмо!

— Что за противное слово из такого красивого ротика!

— Такая доса… Франк!.. Это вы?.. Ничего не разглядишь из-за этих проклятых перебоев с электричеством.

— Да, это я.

— Помогите мне встать.

Поднимаясь, она вскрикнула.

— Вы сильно ушиблись?

— Ерунда. У вас тяжелая ноша, что это такое?

— Продукты для Лауры. Я знаю, где находится Франсуаза.

— Почему вы мне этого сразу не сказали?

— Вы не дали мне времени.

— Где же?

— Она на зимнем велодроме. Там ФВС собрали коллабо.

— Туда легко пройти?

— Если вы обстрижены, да.

— Это не смешно.

— Простите меня. Нет, туда нелегко попасть, орда беснующихся крикунов постоянно толчется у входа, извергая ругательства, плюя на тех, кого привозят, избивая их. Адвокаты, даже в сопровождении представителя ФВС, подвергаются там оскорблениям.

— Наведите справки. Я встречусь с другом, близким с генералом де Голлем, и расскажу ему обо всем.

— Попросите его использовать все свое влияние, чтобы добиться ее освобождения.

Говорят, их содержат в очень суровых условиях. И вечером одной ходить неосторожно, вы не хотите, чтобы я проводил вас?

— Нет. Спасибо. Я иду на улицу Сен-Доминик, а это недалеко. Спасибо за Франсуазу. Я позвоню вам завтра, чтобы вы были в курсе.

— До завтра. Доброго вам вечера.

Леа не слышала его, она была уже на улице.

В военном министерстве, как только Леа назвала дежурному свою фамилию, ее провели на второй этаж. Она вошла в большой салон, где еще заметны были следы предыдущих «хозяев»: портрет фюрера, сорванный со стены и брошенный в угол, флаги и бумаги со свастикой, усеивающие пол, полупустые ящики с досье, разбросанные документы — все свидетельствовало о торопливом бегстве.

— Тавернье предупрежден, он просит вас подождать несколько минут. Он сейчас у генерала. Пожалуйста, можете посмотреть газеты.

Десятки газет изо всех регионов Франции были разложены на одном из столов. Газета «Маленькая Жиронда» сообщала, что Бордо освобожден!.. ФВС вошли в город около 6 часов 30 минут утра. «Маленькая Жиронда» поместила на первой странице резолюцию № 1 заседания регионального совета освобождения юго-запада, военного регионального представителя Триангля (генерала Гайяра) и военного представителя Верховного военного командования Роже Ланда (Аристида) с обращением к Французским Внутренним Силам. Аристид!.. Он жив! Адриан должен быть при нем. «Бордо празднует свое освобождение», — гласил заголовок газеты, незнакомой ей. Это любопытно. У нее был тот же адрес, та же эмблема — трубящий петух, что и у «Маленькой Жиронды» за понедельник, 28 августа, но 29 августа она называлась уже «Сюд-Ост».

Отдавшись своим мыслям, она не услышала, как подошел Франсуа, и оказалась в его объятиях прежде, чем увидела его.

— Отпустите, Франсуа!

— Ты… ты…

Это походило на волну, которая поднимала их, опускала, несла, толкала, мяла, растворяла. Они плыли, обнявшись, по залу, слившись в поцелуе, натыкаясь на мебель, одурманенные до такой степени, что не замечали присутствия посторонних.

— Итак, Тавернье, значит, это и есть та самая важная встреча?

— Простите меня, генерал. Как видите, она очень важна.

— Вижу, мадемуазель очень красива. Когда вы закончите эту встречу, скажем, через час, зайдите ко мне.

— Хорошо, генерал. Спасибо, генерал.

В изумлении Леа смотрела, как высокая фигура возвратилась в свой кабинет.

— Это действительно он? — пробормотала она.

— Да.

— Мне стыдно.

— Тебе нечего стыдиться, он настоящий мужчина…

— Безусловно.

— А пока у нас впереди один час и его благословение.

— Ты хочешь сказать?..