Смех дьявола

Дефорж Режин

— Кофе?

— Если угодно. Это принес Лоран.

— Лоран здесь?

— Он с Шарлем в твоей комнате.

Леа порывисто вскочила.

— Нет, не ходи туда. Шарль рассказывает ему, как умерла его мать. Подожди, пей, пока кофе не остыл.

— Можно подумать, что это на самом деле кофе… Что это такое?

— Это порошок, сделанный из кофе. Наливают в него горячую воду, и он превращается в кофе. Кажется, американцы придумали.

— О Франсуазе — ничего нового?

— Нет. Но Франк сделал запрос. Он встретил ответственного за арестованных, старого друга своего отца.

— Я думаю, что его отец был в какой-то

степени коллабо.

— Да, и тот, другой тоже.

— Не понимаю.

— Это просто. Благодаря восстанию многие сумели проникнуть в ряды ФВС. Некоторые, кажется, сумели даже зарекомендовать себя смельчаками. Когда Франк встретил его, вооруженного автоматом, с лотарингским крестом на повязке, он был удивлен. Узнав его, коллабо испугался. Поэтому он принял предложение навести справки о месте заключения Франсуазы. Если все пойдет хорошо, результат будет сегодня после полудня.

— А в отношении Пьеро?

— Его тело в морге. Я вчера опознала его.

— Вчера? И ты ничего не сказала мне!

— А зачем? Надо было бы предупредить дядю Люка. Альбертина обещала мне сделать это, как только установят телефонную связь между Парижем и Бордо.

В дверь постучали.

— Войдите.

Это был Лоран, несущий Шарля на руках. У обоих покраснели глаза.

— Леа, папа вернулся.

— Здравствуй, Леа. Меня ждет генерал Леклерк. Я не могу опаздывать. Я вернусь после парада на Елисейских полях. Спасибо за все, — добавил он, целуя ее в лоб. — До вечера, Шарль!

— Я хочу быть вместе с тобой, на твоем танке.

— Это невозможно, дорогой. В следующий раз.

Малыш начал хныкать. Леа прижала его к себе.

— Не плачь, мы сейчас пойдем смотреть на твоего папу.

— Правда?

— Да.

«Какой у него несчастный вид», — подумала Леа.

Огромное трехцветное знамя колыхалось под Триумфальной аркой. Стояла прекрасная погода, ни облачка. Миллионная толпа парижан собралась на пути следования генерала де Голля, генералов Леклерка, Жюэна и Кёнига, шефов Сопротивления и ФВС. От площади Этуаль до Нотр-Дам, включая площадь Конкорд, улицы и тротуары были черны от народа. Маленький самолет «Американских новостей» кружил в небе. Леа и Лаура, держа Шарля за руки, понемногу заражались всеобщей эйфорией.

— Вот они! Вот они!

Сидя на балюстраде Тюильрийского сада, возвышающейся над площадью Конкорд, они видели, как на них надвигалась огромная река, расцвеченная флагами и плакатами и направляемая высоким человеком, шагавшим впереди нее. Это был генерал де Голль, предшествуемый четырьмя французскими танками. На площади кортеж остановился перед оркестром гвардии, который играл «Марсельезу» и «Лотарингский марш». Песни рвались из тысяч грудей.

— Да здравствует де Голль! Да здравствует Франция!

Через несколько лет Шарль де Голль напишет в своих «Военных мемуарах»:

«О! Это море! Огромная толпа сгрудилась с одной и с другой стороны пути. Может быть, два миллиона человек. Крыши черны от людей. Во всех окнах виднеются группы людей вперемешку с флагами, человеческие гроздья цепляются за лестницы, мачты, фонари. Насколько я мог видеть, всюду было только волнующееся на солнце море под трехцветным знаменем.

Я шел пешком. Это был не такой день, когда устраивают смотры, где блещет оружие и звучат фанфары. Сегодня речь идет о том, чтобы вернуть самому себе благодаря зрелищу его радости и очевидности, его свободный народ, который был вчера раздавлен поражением и разъединен рабством. Потому что каждый из тех, кто пришел сюда, выбрал в своем сердце Шарля де Голля как избавление от своей боли и символ своей надежды, речь идет о том, чтобы он его видел, близкого и дружественного чтобы при этой встрече засияло национальное единство. В этот момент совершается одно из тех чудес национального самосознания, одно из тех деяний Франции, которые на протяжении столетий иногда озаряют нашу историю. В этой общности, которая составляет одну только мысль, единый порыв, единый крик, различия стираются, индивидуальности исчезают.

Но нет радости без горечи, даже для того, кто идет по триумфальному пути. К счастливым мыслям, которые толпятся в моем сознании, примешивается множество забот. Я хорошо знаю, что вся Франция не хочет сейчас ничего, кроме своего освобождения. То же пылкое стремление снова ожить, которое вспыхивало вчера в Ренне и в Марселе, и сегодня одушевляет Париж, возникнет завтра в Лионе, Руане, Лилле, Дижоне, Страсбурге, Бордо. Достаточно видеть и слышать, чтобы быть уверенным, что страна хочет подняться во весь рост. Но война продолжается. Остается ее выиграть. Какой ценой в конечном счете нужно будет оплатить результат?»

Генерал приветствовал толпу обеими руками, затем поднялся на черный открытый «рено», который служил маршалу Петену во время его последнего визита… В этот момент раздались выстрелы.

— Мерзавцы стреляют с крыши!

— Ложитесь!

Люди бросились на землю, ответственные за порядок с оружием в руках толкали женщин под защиту танков и бронемашин. «Какой кавардак», — подумала Леа, оглядывая площадь Конкорд. Она присела за балюстрадой, втянутая туда Лаурой и Шарлем. Он-то был в восторге. ФВС открыли ответный огонь в направлении павильона Мореана. Более сильная стрельба доносилась, кажется, от вокзала д'Орсэ и с улицы Риволи. Так же внезапно, как и началась, стрельба прекратилась. Парижане поднимались, оглядываясь по сторонам:

Сестры бегом пересекли Тюильрийский сад, превращенный в поле для учений, держа за руки Шарля, которого все это забавляло.

— Ты не устал? — забеспокоилась Леа.

— Нет, нет, — ответил он, смеясь, — я хочу видеть папу на его танке.

Они пересекли авеню Поля Деруледа напротив арки Каррузель, когда снова зазвучали выстрелы. Они бросились ничком на газон. Вокруг них охваченная паникой толпа разбегалась в страшном беспорядке, вызвав такой переполох, что ФВС с другого берега Сены открыли огонь, а находившиеся в Тюильри, думая, что атакуют полицейские, ответили им.

— Было бы слишком глупо умереть здесь, — сказала Леа, поднимаясь после того, как снаряд взрыхлил землю недалеко от нее.

У билетных касс Лувра они встретили Франка, катившего свой велосипед. Лаура усадила Шарля на багажник, и они пошли к Нотр-Дам.

Де Голль только что вышел из машины на паперть кафедрального собора и обнимал двух девочек в эльзасских платьях, подаривших ему трехцветный букет. Стоявшие на площади танки были сплошь облеплены гроздьями человеческих тел. Всю дорогу от площади Конкорд до Нотр-Дам генерала сопровождали выстрелы.