Смерть дикаря
Шрифт:
Сказав это, он быстро спустился к реке и проворно разделся.
— Не мешает иногда делать и добрые дела, чтобы обращать на себя внимание любопытных (полиции)… В случае если мне придется лишиться титула маркиза и попасть под суд присяжных, то мой адвокат может отлично пустить в дело эту медаль…
Бросившись затем вплавь, он успел схватить утопающую и поплыл с нею навстречу ялику.
Несколько минут спустя господин маркиз Альберт-Фридерик-Оноре де Шамери находился уже вместе со спасенной им женщиной на ялике, между двумя или тремя лодочниками, которые зажгли фонарь и рассматривали утопавшую и ее избавителя.
Женщина была молода и хороша собой; ее шелковое платье свидетельствовало, что не нищета, а безнадежная любовь вынудила ее искать убежища в смерти. С ней случилось то, что случается со многими самоубийцами. Когда холодная вода охватила ее с головы до пят, к ней воротилась горячая любовь к жизни, которая не далее как за минуту перед тем была ей в тягость.
— Не всякий рискнет выкупаться по вашему! — вскрикнул один из лодочников, между тем как его товарищи хлопотали около молодой женщины.
— Я исполнил только свой долг, — скромно ответил Рокамболь.
— Ну! Если вы называете это долгом, значит, вы честный человек.
Рокамболь невольно улыбнулся.
— А мы вот уже целую неделю вытаскиваем по ночам утопающих.
Рокамболь вздрогнул.
— В субботу мы вытащили старуху около моста, — продолжал лодочник.
— Уже мертвую?
— Нет — живую.
— Это, вы говорите, было у моста Пасси?
— В ночь с субботы на воскресенье, — продолжал лодочник, не замечая того, что Рокамболь переменился в лице при этих словах.
— Черт возьми, — думал он, — неужели я не задушил Фипар?.. Старуха… ночью… у моста Пасси… Да ведь, черт возьми, это, вероятно, она.
Затем, напустив на себя совершенно равнодушный вид, он проговорил:
— Может быть, ее заставила это сделать нищета…
— Уж, право, не знаю, — перебил лодочник. — Она рассказала нам целую историю; мы сделали ей складчину и дали ей денег нанять фиакр и воротиться домой…
— А! — проговорил Рокамболь, страшно побледнев. — Она, вероятно, жила очень далеко…
— Кажется, в Клиньянкуре.
Рокамболь чуть не посинел, но тусклый свет от фонаря не позволил лодочнику приметить все эти перемены в его лице.
— Друзья мои, — сказал Рокамболь, обращаясь к лодочникам после минутного молчания, — пожалуйста, пристаньте поскорей к берегу. Я оденусь, и потом мы отправим эту женщину домой.
Лодочники причалили.
Рокамболь сунул одному из лодочников в руку луидор и сказал:
— Помогите мне снести эту женщину.
Одевшись, он подошел к женщине и спросил ее, где она живет.
— На Прованской улице, — ответила она слабым голосом.
— Мой кучер отвезет вас, — продолжал Рокамболь, усаживая ее в экипаж, — если вы будете иметь во мне нужду, то, пожалуйста, обращайтесь ко мне без церемоний; я маркиз де Шамери и живу на Вернэльской улице.
— Ишь ты! — прошептали лодочники. — Парень-то, кажется, не гордый… Он выходит даже из своего экипажа, чтобы броситься в воду…
— Отвези эту даму, — распорядился между тем Рокамболь, — а я пойду пешком.
Молодая женщина рассыпалась перед ним в благодарностях, и купе уехал.
Оставшись один, Рокамболь несколько задумался.
— Я просто болван, — подумал он.
Воротившись в отель, где все уже спали глубоким сном, Рокамболь прошел прямо к сэру Вильямсу и разбудил его сильным толчком.
— Эй! — крикнул он. — Почтенный! Проснись-ка, дело спешное… Я нуждаюсь в твоей философии.
Эти слова окончательно разбудили сэра Вильямса и привели в сознание.
«В чем дело?» — написал он.
— Фипар жива, — ответил грубо Рокамболь. Сэр Вильямс так и подпрыгнул на постели.
— Понимаешь ли, — продолжал Рокамболь, — Фипар жива, она узнает меня, сколько бы я ни изменял свою оболочку. — И Рокамболь рассказал ему все, что произошло с ним в эту ночь.
— К тому же, — добавил он, — мы до сих пор еще не имеем известий о Вантюре.
Сэр Вильямс заметно нахмурился.
— Если Фипар увидится с Вантюром, тогда я положительно пропащий человек.
Сэр Вильяме вполне разделял опасения своего ученика, но, однако, он не растерялся и написал:
«Теперь дело не в Фипар; был ли ты в Монфоконе?»
— Был. «Отлично!»
— Но разве тебя не беспокоит, что Фипар жива? «Нет. Клиньянкур невелик; ты можешь найти свою
Фипар, когда тебе будет только угодно, и тогда постарайся задушить ее получше».
— Право, совет не дурен; я сейчас же отправлюсь в Клиньянкур.
«Нет, не теперь, а завтра ночью».
— Ты думаешь?
«Сегодня у нас есть другое дело».
— Правда?
«Булавка у тебя?»
— У меня.
«Ты уверен, что втыкал ее в тело лошади, издохшей от карбункула?»
— Уверен вполне.
«Ну так отправляйся теперь спать, а завтра поступай в конюхи к Шато-Мальи».
— Ну, а Фипар?
Сэр Вильямс пожал плечами и не удостоил Рокамболя ответом.
Как мы уже знаем, через несколько часов после этого Рокамболь вступил на должность конюха у герцога де Шато-Мальи, и Вантюр и он не узнали друг друга.
Приметив, что Вантюр волочит ногу, как сбежавший каторжник, Рокамболь решил, что ему необходимо дознаться, какая может быть этому причина.
Оставшись один в конюшне, он подошел к арабской лошади, любимице герцога, и уколол ее отравленной булавкой.