Смерть и прочие неприятности. Opus 2
Шрифт:
— Уэрт не из тех, кто болтает о своих планах, — туманно откликнулась она, не раскрывая карты раньше времени.
— Зато его наставница вполне может. Особенно если это в ее интересах.
— Зачем бы это Айрес?
Глядя в окно, по которому разливалось белое сияние хрустальных люстр, господин Дэйлион заложил руки за спину: Ева отняла свою уже давно.
— Свернуть назад, пока никто не знает, что ты вообще собирался шагать по этой дорожке — одно. Свернуть назад, признав перед всеми собственную трусость — другое. Особенно когда помимо такого таланта боги отвесили тебе такого гонору. — Слова звучали абсолютно равнодушно, без намека на
Сучка, без всяких угрызений совести выругалась Ева про себя. Играть на слабостях, прекрасно тебе известных, отрезать все пути отступления, заставлять родного племянника рисковать жизнью, чтобы ты могла усидеть на троне…
Любящая тетушка, ничего не скажешь.
Учитывая события последних недель, они с Гербертом давно не поднимали тему ритуала. Ева даже подзабыла о нем, если честно.
А, может, просто надеялась, что это Герберт о нем подзабыл.
— Тогда логичнее было бы объявить это во всеуслышание, разве нет?
— Вряд ли бы наследнику это понравилось. Вот украдкой пустить слух, который вполне могла пустить и не она — совсем другое дело. — Лицо, рубленый профиль которого даже Еве внушал нечто вроде суеверного уважения, чуть повернулось в ее сторону. — О ритуале знал кое-кто еще, кроме королевы и ее племянников… правда, он не особо любил болтать с придворными сплетниками.
Понять, о ком речь, было нетрудно.
Думать о Кейлусе Еве хотелось еще меньше, чем о самоубийственной затее Герберта. Так что она старательно уставилась на витраж напротив.
— Не припомню в житии Берндетта такого эпизода, — сказала она. На картине, сложенной холодными стекляшками, коленопреклоненный двойник Миракла — в белом, как везде — держал на руках юношу в черном.
Судя по крови, пятнающей мантию основателя династии и одежду незнакомца, и общему сходству витража со скорбящей Мадонной Микеланджело, объятия были отнюдь не любовными.
— Странно, юные особы его обожают… хотя да, вы ж в нашей стране чужая. С вашей дрессировкой и забыть немудрено. — Укол Ева решила простить. Хотя бы за то, что господин Дэйлион великодушно повелся на ее неловкий перевод темы. — Это Гансер. Ближайший сподвижник и лучший друг старины Берндетта. Университеты тогда еще не построили, так что они учились у одного учителя. По старинке.
— Он умер?
— В точку.
— Почему?
— Берндетт убил его.
Ева потрясенно воззрилась на линии, складывавшие печальное лицо Берндетта Тибеля, и облако золотых осколков, обрамлявших лик мертвого юноши.
Об этом Эльен ей и правда не рассказывал. В Евину «школьную программу» краткая биография Берндетта, конечно, входила, — но призрак считал, что период после ритуала куда важнее того, что ему предшествовало.
До этого момента Ева была с ним солидарна.
— Они вроде как вместе работали над ритуалом, — продолжил господин Дэйлион. — Тем самым. Выводили правильную формулу, подбирали руны, чем там еще маги занимаются… Но это, сами понимаете, работенка была почти непосильная. Выматывала тело и разум. Так что в один прекрасный момент Гансер сошел с ума и набросился на Берндетта, а тот совершенно случайно заколол своего дружка ритуальным кинжалом. — Убийца достал из кармана портсигар. — Ужасно грустная история.
Скепсисом, звучавшим в этом заключении, можно было бы отравить лошадь.
Как ни странно, Ева его разделяла.
— Берндетт ведь был магом, — сказала Ева, пока ее собеседник зажигал «вечную спичку», бесцеремонно чиркнув ею по гранитному подоконнику под витражом. — Неужели он не мог нейтрализовать этого Гансера какими-то чарами? Вместо того, чтобы тыкать в него ножом?
Подпаливая сигару вонючим оранжевым огнем, господин Дэйлион усмехнулся:
— Моя дочурка, когда услышала эту историю, подобными вопросами не задавалась, а сразу захлюпала носом.
— Я читала слишком много детективов, чтобы просто хлюпать носом.
То ли в этом мире тоже писали детективы, то ли магический переводчик нашел слову достойный аналог, — но улыбка, скользнувшая по лицу убийцы, была почти довольной.
— Если вас интересует мое мнение на этот счет, то давайте представим… чисто теоретически… что есть некий талантливый и честолюбивый юнец. Он планирует открыть великий ритуал, а потом с его помощью стать королем. Сыграть на том, что он единственный из людей, кого удостоили чести служить божественным сосудом. И есть у этого юнца друг и соратник — потому что ритуал слишком сложен, чтобы сдюжить с ним в одиночку. Друг такой же талантливый, но далеко не такой честолюбивый. — Господин Дэйлион небрежно повел рукой, обводя лицо Берндетта дымным контуром; дым приятно веял черносливом, но Ева все равно была благодарна, что курили не в ее сторону. — В конце концов наши приятели выводят нужную формулу. Поскольку пробовать ее в деле смертельно опасно, а мертвый на трон не сядет, то пробы честолюбивый юнец великодушно доверяет своему другу. А когда все проходит успешно, получается, что в планы будущего короля Керфи совершенно не вписывается еще один человек, побывавший вместилищем бога… да еще и первым в истории.
— А, может, вы просто судите всех по себе. Не все, знаете ли, используют своих друзей в качестве подопытных кроликов.
Возразила Ева скорее из неприязни к собеседнику, чем из чего-либо еще. Она свела слишком близкое знакомство с семейством Тибель, чтобы не понимать — если яблочко действительно недалеко падает от яблони, то прародитель этого семейства едва ли мог быть белокрылым ангелом.
Будь она уроженкой Керфи, данная мысль наверняка показалась бы ей кощунственной. В конце концов, подобная теория пятнала светлый образ освободителя страны с ног до головы. Но сейчас Еву куда больше волновала судьба потомков Берндетта, чем сомнительность его присыпанной пылью веков персоны.
— И мы возвращаемся к тому, зачем я выдернул вас на эту маленькую прогулку. Что-то мне подсказывает, лиоретта, что вы меня не жалуете.
— С чего бы это. — Ева оглянулась, убеждаясь, что гвардейцы стоят слишком далеко, чтобы их услышать — и все равно понизила голос почти до шепота. — Вы пытались убить Уэрта. Вы похитили меня. И вы слишком много знаете.
— А вы, естественно, опасаетесь, что я использую эти знания против вас.
— Мне трудно навредить больше, чем мне уже навредили.
— Чего не скажешь про ваших друзей?
Ева выразительно промолчала — и господин Дэйлион вздохнул даже как-то разочарованно.
— Думал, вы окажетесь смышленее. — Ее снова подхватили под руку. Докуривая на ходу, неуклонно повлекли в сторону зимнего сада. — Вы правда полагаете, ваш жених позволил бы мне гулять по этому дворцу, не будь у него рычагов давления?
Еве хотелось сказать, что рычаги давления — это про Айрес. Затем вспомнила, что за улыбчивостью Мирка скрывался все-таки Тибель — и король.