Смерть и жизнь рядом
Шрифт:
— Засиделись мы с вами, Лео, а у меня сегодня дел — только поспевай…
Он смущенно улыбается.
— Я понимаю, что и у вас, дорогой Лео, времени не много. Ясное дело, — и протягивает руку.
Коллер тоже поднимается.
— Итак, до встречи в погребке дядюшки Юрая. Думаю, что к этому времени мои ребята подготовят карту и прояснится с проектом моста.
— Счастливо оставаться, Лео!
— Да, я хочу еще поговорить с Холмовский по поводу костюма.
Сердечно попрощавшись с хозяевами, Ян Колена не забывает сказать пани Холмовской, что ее кофе действительно совершенно необыкновенный.
— Сочетание тонкого аромата с крепостью турецкого кофе делает его особенно приятным…
Пани Холмовская, довольная
И вот наступает вечер — слякотный, с пронизывающим ветром, от которого так приятно спастись в теплом портовом погребке дядюшки Юрая.
Сегодня здесь отмечается день рождения дочки решпициента пограничной стражи Бучека в веселой компании младших офицеров немецкой армии. По мундирам и знакам различия видно, что даровая выпивка собрала за столом военных людей разных служб. Рядом с танкистом сидит интендант, и немец не отстает в выпивке от гардиста.
— Эй, дядюшка Юрай, не забывай своих обязанностей! — то и дело покрикивает Бучек, и хозяин — дядюшка Юрай, и сам похожий на пивную бочку, катится от оцинкованной стойки к веселой компании с бутылками в обеих руках.
У гостей все более развязываются языки, как будто они хотят перещеголять друг друга своей военной осведомленностью.
Иногда вспыхивает пьяный спор:
— А я тебе говорю, что машины отправлены еще вчера. Двадцать одна штука — и все за Грон, — уверяет танкист.
— Как же так? — удивляется интендант. — По сводке у вас шестьсот человек. Так было, так и осталось. У меня на цифры хорошая память.
И у решпициента Бучека память на цифры крепкая. К тому же он любитель веселого спора и, чтобы разжечь его, готов поставить еще пару бутылок сливовицы.
— В споре рождается истина, — говорит Бучек. — А я сегодня праздную рождение моей дорогой дочурки, и ради такого случая грех не выпить…
— Верно, что шестьсот, — соглашается танкист,- но без машин. — Он заливается смехом. — Ну, разве не смешно, когда в танковом соединении на оставшихся в живых шестьсот человек остается шесть машин и две из них в ремонте…
— Смех сквозь слезы, — изрекает интендант. Но вскоре и он хохочет: очень уж хороша сливовица.
А за стенами погребка, в порту, слышен плеск дунайской волны. Волны бьются и пенятся у быков моста, а по мосту идет решпициент пограничной стражи Ян Берчик, и в руках у него раскачивается фонарь с защитным стеклом: немцы боятся воздушного налета. Ян Берчик вышел на дежурство. Он идет, останавливается, вот он наклоняется и думает: «Здесь можно заложить мину…» Берчику поручена охрана моста. Но вместе с ним мост охраняет целое подразделение немецких солдат. Немцы перестали доверять даже гардистам. Для немцев этот мост — важнейшая артерия. Перережь ее — и сердце остановится. Решпициент Ян Берчик размышляет: как бы перерезать артерию?
Потом он обходит предмостный участок. Начинается дождь, будто пропущенный сквозь сито, мелкий и пронизывающий холодом. «Хороша погодка, лучше и не придумаешь, — радуется Берчик. — В такую погоду эти немецкие молодчики не очень-то любят разгуливать». Ян Берчик не поднимает капюшона, идет под дождем в своей форменной фуражке, нисколько не жалеет ее. Он напряженно прислушивается и приглядывается, но в такой темноте черта с два что-нибудь увидишь. И, может быть, из-за темноты решпициент не замечает, что давно забрел на чужой участок, по которому, как ему известно, проложена линия связи. Если бы Яна Берчика остановили, он так и сказал бы, что забрел сюда из-за темноты и богомерзкой погоды. Но его не останавливают, он ведь знает, где находятся посты, и он знает, что в такую погоду эти молодчики не очень-то любят разгуливать…
Он возвращается через час, входит в караульное помещение и радостно потирает руки.
— Ну и погодка! — говорит Ян Берчик.
— Собачья служба, — откликается немец из угла, от батареи калорифера. — Сыграем? — просительно предлагает он и вынимает из кармана кости.
— Сыграем, — радушно соглашается Берчик, но сначала подходит к телефону. — Начальник просил позвонить, — говорит он. Однако телефон не работает, и решпициент со злостью бросает трубку. — Опять партизаны перерезали провод, — отмечает Берчик.
Немец тяжело вздыхает. А его жена, дура, радуется, что муж попал в Братиславу. «Большой город, столица!..» — мысленно передразнивает он жену. Хороша столица, черт бы ее побрал, когда партизаны режут телефонные провода каждую ночь чуть ли не под носом у своего президента. Нельзя верить ни одному словаку! И немец недоверчиво смотрит на рослого решпициента. Кто знает, может быть, и этот — партизан?
…На дворе идет дождь — мелкий и пронизывающий. А в небольшой комнатушке, которую снимает агент фирмы по продаже швейных машин пан Колена, тепло и уютно. Но Ян Колена не слышит, как за окном, плотно закрытым маскировочной шторой, завывает ветер и падает дождь, не замечает и уюта, созданного заботливыми руками хозяйки скромной квартиры. Ян Колена шифрует донесение, выводит скучный ряд цифр, но видит за ними судьбы людей и чувствует живой трепет их сердец. Ян видит грузчика порта Ладислава, когда тот собирает сведения о перевозках по Дунаю, и коммуниста Милко, выводящего из строя мощный портальный кран, и полицейского Снитека, похищающего с риском для жизни бланки паспортов: их заполнят партизаны где-нибудь в горах Словакии. И Ян чувствует сильные удары сердца, когда выводит имена негласных сотрудников гестапо.
Отложив перо, Ян Колена задумывается. Почему-то он вспоминает неожиданный разговор с Лео в портняжной мастерской: «…В ночные часы, когда почему-то не спится и в голове бродят легкие и утешительные мысли, я хочу представить себе будущее…» Как Лео здорово это подметил, будто заглянул в душу, как хочется и ему, Яну, заглянуть в будущее, ради которого он выводит эти на первый взгляд строгие и скучные ряды цифр. Хочется верить… Нет, всем сердцем он верит, что это письмо, которое доставит на партизанскую базу Штефан Феранец, пускай на день, ну, пускай на час приблизит это будущее.
ПРОПАВШИЕ БЕЗ ВЕСТИ
Внимательно прочитав раскодированное донесение Колены, майор Зорич передал его Пражме.
— Мужественные, замечательные люди, — сказал Зорич.
Франтишек Пражма взволновался. Он гордился делами своих земляков.
Зоричу были понятны и близки чувства доктора Пражмы, но сейчас майор был сильно озабочен донесением разведчиков Нитранского района о готовящейся «генеральной облаве» на партизан. Видимо, эта операция была вызвана страхом немцев перед наступлением советских войск. Зоричу было известно, что только за один день наши войска с боями заняли свыше тридцати населенных пунктов. Пленные рассказывали, что немецкое командование отдало приказ во что бы то ни стало остановить наступление.