Смерть и жизнь рядом
Шрифт:
На пороге стоял рослый и на вид крепкий старик с фонарем в руках. Видно, хозяин дома. Лицо старика, в глубоких морщинах, было выбрито, а седые усы свисали концами по обе стороны большого и алчного рта. По правде сказать, Метелкину не очень понравился угрюмый старик, но делать было нечего, и летчик вошел в дом.
Старый Пекар не нуждался в объяснениях. Он сразу сообразил, с кем имеет дело. Однако прикинулся дурачком.
Он пригласил летчика за стол, угостил лорошей стопкой боровички и стал расспрашивать, куда тот держит путь. Вначале Метелкин плел что-то несусветное, но вскоре совсем размяк от боровички, и от тепла,
К счастью, лесник немного знал русский язык. Б первую войну, оказывается, он недолго пробыл в плену где то в Сибири. Пекар, ясное дело, умолчал о том, что пошел к белогвардейцам и воевал против большевиков, проявляя особую жестокость к женам и детям партизан. Не забыть старому Пекару того страшного дня, когда он, наконец, попал в руки красных и большевистский комиссар зачитал приговор ревтрибунала: «За истязание жен и детей красных партизан: к стенке!» Только случай помог Пекару спастись от смерти, но до сих пор в ненастную перу ноет то место в бедре, где побывала большевистская пуля, напоминая Пекару, что он еще не отомщен.
А Метелкин страшно обрадовался, услышав родную речь, и совсем поверил в угрюмого лесника, раз тот знает русский язык и был в России.
За связь с партизанами у немцев короткий разговор, говорил Пекар, но он, так и быть, поможет русскому летцу.
— Русские и словаки — братья, — заключил старик.
— О да, да! — обрадованно подтвердил Метелкин,- Русские и словаки — братья…
Пекар сказал, что нет никакого смысла откладывать поездку к партизанам. Ненароком могут еще забрести в сторожку немцы, и тогда русскому летцу несдобровать. Если идти к партизанам, то сейчас как раз подходящее время.
— Я, пан летец, запрягу лошадку и отвезу.
Метелкин стал благодарить. Он сказал, что всю жизнь будет помнить доброту и гостеприимство лесника. Пекар налил летчику еще одну рюмку боровички и пошел запрягать лошадь.
Скоро хозяин вернулся и сказал, что все готово. Метелкин тепло попрощался с хозяйкой, назвал ее сердечной маткой и сказал, что он ее тоже не забудет. Все вышли во двор, и Пекар помог Метелкину устроиться в телеге. Это была широкая, удобная словацкая телега, и лесник наложил много сена, не жалея его для русского летца.
Стали подниматься по горной дороге, телегу слегка покачивало, и Метелкин, зарывшись в сено, начал дремать. Сказывались треволнения дня, выпитая боровичка и доверие, которое он испытывал к леснику.
Метелкин очнулся, будто его растолкали. Телега громыхала по мостовой довольно широкой улицы. Метелкин увидел витрины магазинов, веселые парочки, группы военных и расфуфыренных девиц на тротуарах. На военных была немецкая форма — Метелкин сразу узнал, и у него похолодело сердце. Но он молчал. Теперь оставалось только ждать, что будет дальше. Может быть, нельзя миновать этого города по пути к партизанам? Он чувствовал боль во всем теле. Не было сил поднять руки, болела грудь. И в боку кололо, и нога ныла, и голова горела. Метелкину было очень скверно. Видно, он сразу просто не почувствовал, как его сильно помяло, когда они упали.
Телега прогромыхала
Лесник свернул за угол и резко остановился у подъезда, освещенного синей электрической лампой.
— А, пан горар! — приветствовал старика какой-то человек в штатском, который вышел из подъезда.
Лесник соскочил с телеги:
— Пан майор, я привез вам русского летчика! — указал он на Метелкина.
— Ах ты, гад! — заорал Метелкин и бросился на предателя. Но тут же почувствовал страшный удар в голову и, упал, обливаясь кровью.
НОВОГОДНЯЯ НОЧЬ
В конце декабря командующий карательными силами немцев доложил по начальству, что с партизанами в горах Словакии покончено.
Но вопреки победным реляциям карателей и немецким приказам партизаны продолжали действовать. Проплутав две недели в горах, отряд Зорича вышел в новый район, ранее очищенный карателями от партизан, и на рассвете туманного декабрьского утра разбил лагерь у большого села. Крестьяне, много натерпевшиеся от немецких хозяйственных команд, встретили партизан, как своих защитников.
По случаю праздника во многих крестьянских домах были закалачки — кололи кабанов — и на закалачки приглашали партизан. Парни пили в меру.
Накануне Нового года к Александру Пантелеймоновичу пришел староста с бляхой на груди и стал приглашать на «забаву» — вечер с танцами, который устраивала молодежь дедины в корчме.
— Просим навестить нас с вашими велителями, — просил он.
Зорич поблагодарил:
— Вельми дякуем, пан староста.
Чтобы не обидеть гостеприимных хозяев, на вечер пошел майор в сопровождении Франтишека Пражмы и десятка молодых партизан. Другие несли караульную службу, значительно усиленную Зоричем в эту праздничную ночь, а группа партизан ушла на боевое задание, чтобы поздравить с Новым годом немецкий эшелон.
В корчме было шумно и весело. В первой комнате, за небольшими столами, сидели почетные гости — старики. Они вели неторопливую беседу и дымили самодельными трубками. Каждый хотел чем-то выразить свое душевное расположение Зоричу: он ведь был не только велителем партизан, их защитником, но русским офицером и как бы олицетворял собой Советский Союз, несущий Чехословакии освобождение от извечного врага. И майору подкладывали лучшую часть бравчовины — жареной свинины, самые жирные колбасы и тянулись со всех сторон, чтобы угостить табаком или чокнуться.
— На здравье…
— Праем много штястья…
Корчмарь, подвижный и веселый, каждый раз ставил новые блюда, одним своим видом и ароматом вызывавшие желание попробовать их.
А в соседней комнате часто-часто постукивали каблучки девичьих сафьяновых сапожек, и колоколами раздувались юбки, и слышен был дружный вздох парней: «А-ах!» Но ничего не могло заглушить цимбал и скрипок, на которых играли цыгане, и звуки цыганского бубна будто вплетались в серебристый девичий смех. Бурный словацкий чардаш сменялся не менее темпераментным валашским танцем, и юноши, в праздничных белых костюмах и в тужурках, причудливо расшитых, могли показать, что их сила и ловкость нисколько не уступают нежной грации девушек.