Смерть и жизнь рядом
Шрифт:
Как раз в сочельник, когда словаки сидели за праздничным ужином, на город налетели русские самолеты и сбросили бомбы на военный городок, где стоял один из батальонов германской армии, и на мастерские, где ремонтировали танки. Должно быть, русским дали знать патриоты, вот они и прилетели. В городе поднялась паника, но когда словаки узнали о бомбежке военного городка, то возвратились к ужину, и было немало выпито в тот «щедрый вечер» за здоровье русских. А потом привезли раненого летчика, который каким-то образом попал в гестапо.
Летчик был очень плох, лежал на тюремной постели и что-то бормотал. Ержи прислушался, но ничего не мог
— На, пей, друг… — сказал Нестор разбитыми губами, и в голосе парня звучала такая нежность, что Ержи не поверил своим ушам. Никогда он не думал, что этот медведь может так говорить.
Летчик приоткрыл глаза, облизал окровавленные губы и хрипло спросил:
— Где я?
— Спи, браток, отдыхай, — сказал Нестор, не желая тревожить раненого. — Все будет хорошо…
Летчик закрыл глаза и как будто заснул.
Утром, часов в восемь, он проснулся и приподнялся на постели. Он был очень слаб и не хотел ни хлеба, ни мяса, предложенных Ержи, но жадно выпил стакан чаю. Ержи опять привел к нему Нестора, и они стали рассказывать друг другу о себе. Летчик назвал себя Николаем, он был стрелком-радистом.
Как-то в эти дни Ян Плинек привез в тюрьму продукты для заключенных и угольные брикеты для кухни. Ержи нравился этот юноша, сын одного из надзирателей тюрьмы, и Ержи рассказал о том, что немцы привезли русского летчика.
Несколько дней узников не трогали, и они заметно окрепли. Летчик не без аппетита ел уже хлеб и полевку. Это был здоровый парень. Такой же здоровый, как и Нестор. И становилось больно при мысли, что таких славных парней замучают фашисты.
Но что мог сделать Янек? Он ломал голову над этим вопросом, но ничего не мог придумать. И именно в один из этих дней, перед своей поездкой в Братиславу с каким-то поручением начальства, отец передал Янеку записку, якобы найденную им в камере русского.
— Прочти, что он здесь расписал, этот русский парень, и сожги ее к дьяволу. Хорошо еще, что она попала в мои руки, а то ему бы несдобровать… — и сердито засопел, что всегда бывало, когда отец был чем-то смущен.
— Ладно, отец, — ответил Плинек, а сердце его так и запрыгало в груди, когда отец протянул ему партизанскую записку. — Сожгу, не беспокойся.
«Дорогие товарищи, — писал Нестор. — В топольчанской тюрьме сидят ваши братья, русские парни Нестор и Николай. Если не вызволите, нам крышка».
Только значительно позже Янек понял, как записка попала в руки отца, но тогда ему было не до того. Записка была адресована товарищам Нестора, видимо партизанам. Но где их искать? Должно быть, и сам Нестор не знал этого или боялся возможности предательства. Но Янеку от этого было не легче. Между тем юноша понимал, что дорог каждый день, и боялся, что слишком поздно передаст письмо по назначению. И вдруг Янек узнает от учителя, дочь которого Янек любил, что в горах, на северо-востоке, появились партизаны. По просьбе Плинека девушка
Так Плинек попал в отряд Зорича.
Партизанский велитель прочел записку, и Янек заметил, как побледнело его лицо. Янек немного даже удивился этому: разве мог он знать, как Нестор дорог этому усатому, на вид суровому командиру? Потом он протянул Янеку руку и сильно потряс ее.
— Дякуем, — сказал велитель по-словацки и еще несколько раз повторил: — Дякуем.
Благодарность партизанского велителя глубоко тронула Яна. Именно такими и представлял он себе русских. Потом усатый стал о чем-то тихо совещаться с другими офицерами. Янек догадывался, что речь идет о нем. Возможно, велитель спрашивал, можно ли довериться Янеку. Может быть, он подослан гестаповцами, чтобы устроить партизанам ловушку? Янеку было обидно, что в нем сомневаются, но в то же время он понимал, что иначе они не могут поступить. Янеку очень хотелось как-то убедить этих людей, что он честный парень и стремится помочь русским.
— Пан велитель, — сказал Янек, — я понимаю, что вы мне не доверяете. В самом деле, откуда вам знать, что эту записку действительно написал русский партизан, а я не предатель? Так вот… — он еще более покраснел, так как был еще очень молод и то, что он собирался открыть этим людям, было его юношеской тайной. — Так вот, — повторил он и облизал сразу пересохшие губы. — У меня есть любимая девушка… Она тоже патриотка, и мы вместе сюда пришли. Только она осталась дожидаться меня в крайнем доме, там ее тетка живет, можете проверить. И вот она, если хотите, останется у вас заложницей, пока мы будем выручать ваших парией…
Партизанский велитель пристально смотрел на Янека во время всей его речи и, когда Янек замолчал, опять протянул руку и сказал уже по-русски:
— Спасибо! Ты настоящий патриот.
И сразу исчезли все сомнения, сразу посветлели лица у того, что в зеленой фуражке словацкой пограничной стражи (он оказался, как позже узнал Янек, командиром соседнего партизанского отряда), и у того, кого называли судругом Пражмой, и у светловолосого, который вычерчивал что-то на карте. Опять все возвратились к плану побега и стали горячо обсуждать его то на русском, то на словацком языке. Наконец остановились на том, что с Янеком поедут в Топольчаны двое парней из отряда усатого и разведчик соседнего партизанского отряда, командир которого носил зеленую фуражку пограничной стражи. Этих парней позвали и познакомили с Янеком. Старшим был Данила Грунтовой, вторым партизаном был здоровяк Алоиз Ковач, а разведчик назвал себя просто Дюло.
Выехали в крестьянской телеге, в которую запрягли самых резвых лошадей. Под кожаными тужурками партизан были спрятаны гранаты и пистолеты. Дело пахло порохом и кровью, и Янек впервые почувствовал себя по-настоящему взрослым человеком и бойцом той славной армии, к которой давно уже в мечтах причислил себя.
Они приехали в Топольчаны под вечер, в сумерки. Но было еще рано начинать операцию. Часы на башне показывали шесть тридцать, нужно было дожидаться ужина, после которого лишний народ уходит из тюрьмы, а дежурный надзиратель, подменяющий Ержи, храпит с газетой в руках на жесткой кушетке в канцелярии или режется в «очко» с караульными солдатами.