Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:

Философию Киров не знал и знать не хотел, хотя и держал в библиотеке труды властителей дум прошлого; теория у него всегда была служанкой практики.

В дискуссиях обычно поддерживал большинство, внес некую новацию в марксизм-ленинизм, выразившись как-то: “Каждому оппозиционеру сейчас надо бить в морду!” Да они того и стоили, из ненависти к Сталину проповедуя отвергнутый временем лозунг о мировой революции.

С Лениным разминулся — зато подружился со Сталиным.

Впервые они встретились 29 мая 1918 года в Москве на совещании. Сталин — наркомнац, член ЦК, на семь лет старше Кирова, соответственно и больше стаж революционной работы, а Киров — делегат от Терской области, знакомый только партийным низам Сибири и Северного Кавказа; на шатающейся иерархической лестнице того времени — несколькими ступеньками ниже Сталина, человек, проку от которого вроде бы мало — с точки зрения практичного наркомнаца. Ни к каким задушевным разговорам совещание не располагало, к тому же в этот день 29 мая постановлением СНК Сталин и Шляпников назначены общими руководителями продовольственного дела на Юге России и облечены чрезвычайными правами, Сталин готовится к отъезду, спешит, и тем не менее,

он, всегда осторожно, выверенно дававший письменные рекомендации, вручает Кирову мандат, требуя относиться к тому “с полным доверием”. Так этот аванс необычен, что напрашмвается догадка о давнем знакомстве, будто они, Сталин и Киров, повстречались еще в октябре

17-го года на Съезде Советов. Причина же мгновенно возгоревшей симпатии в том, что встретились “свои”, как бы земляки или дальние родственники, и не часто среди мужчин возникает такое взаимное тяготение, преодолевая преграду лет и неодинаковых должностей.

С моментальной, мимоходной встречи этой и подружились, ценили друг друга и берегли дружбу. Оба, в сущности, самоучки, и каждый мог смело судить о тех теоретических пожитках, что прихватила в Россию вернувшаяся эмиграция.

В 1926 году его посылают громить оппозицию в Ленинграде и оставляют там, он становится хозяином Северо-Запада России.

Здесь, в Ленинграде, он находит себя, определяется; ему подвластны сотни заводов и фабрик, миллионы людей, неизведанный Север, полный богатств. Он — диктатор краевого масштаба, но Кавказ вылепил из него расчетливого владыку, умеющего дозированно казнить и миловать. Неспешно очищал Ленинград от нежелательных элементов, но удовлетворял кое-какие ходатайства; бывшие оппозиционеры, уже наказание понесшие, возвращались в родной город и трудились во славу его. Властитель столицы бывшей Империи понимал: он в этом городе и крае — единственный вершитель судеб миллионов, и миллионы должны знать, что там, где-то наверху восседает человек, перед всеобъемлющим добром которого бессильно любое зло.

И народ верил во всеохватность добра, пребывающего в Смольном. И добро тем более нуждалось в применении, что уже к концу 20-х годов начинало проявляться фатальное для социализма явление, его погубившее: партия большевиков превращалась в административный орган, специально созданная орава уполномоченных ВКП(б) внедряла ленинизм в сев озимых и ковку металла, прикладывала великое учение к рудам Кольского полуострова и домостроению. По норме выработки фрезеровщика судили о его идейной закаленности или ущербности, и поскольку в последнем никто обвиняться не хотел, то либо вкалывали по-черному, как ныне выражаются, либо приписывали, обманывали, привирали, — тем более что партия взвалила на себя еще и ответственность за все природные катаклизмы. (Зато освободила себя от подсудности народу: из-за неупорядоченных смен правителей не создала четкую, отработанную хотя бы десятилетиями, жесткую систему преемственности власти). Вот и приходилось врать — под нарастающий гул одобрений линии партии и преданности товарищу Сталину. И Киров возвеличивал друга, даже более пылко и выразительнее остальных. В те годы хвала Иосифу Сталину превратилась в ритуальный акт, походила на снятие шапки перед входом в церковь. Сам Киров на заседаниях Политбюро — молчал. (В 1933 году оно собиралось 25 раз, и только на девяти он присутствовал). Не хотел говорить — и точка. Преотлично знал цену этого словесного камуфляжа, ибо все теории, приложенные к практике Ленинграда, лопались мыльными пузырями. Идиотизм городской жизни намного превзошел охаянный Марксом деревенской, люди, названные в то время сатириками, были всего лишь бытописателями, сочинявшими очередной том “Физиологии Петербурга”; самый заскорузлый обыватель во сне не мог представить себе жутких картин советского Ленинграда, города, где в банях не было шаек, к примеру. Дворцы, которым большевики по примеру высокопросвещенных французов, объявили войну, уцелели, зато хижины обветшали совсем. Нравы были склочными, бытовой разврат превзошел все мыслимые границы, гражданский социалистический брак, основанный на общности идейных устремлений, трещал по швам, время родило термины (онэпивание, хозобрастание, коренковщина, липач, спецеедство), которые долго еще будут изумлять и потешать потомков; парткомы по крышу завалились доносами и жалобами, алиментными делами, перерожденцев — тьма-тьмущая. (Супружескими изменами занимались комиссии при ЦК.) Партийно-канцелярская машина подбрасывала гражданам анкетные вопросы, растолковать которые могут ныне только въедливые историки, — такой, к примеру: “Участвовал ли в антипартийной белорусско-толмачевской группировке?” Даже более заковыристые вопросы не останавливали поток желавших быть непременно в первых рядах борцов за лучшее будущее, партийные чистки сопровождались душераздирающими сценами, Ленинград держал первенство по процентам выявленных нечестивцев (10,3), обогнав по этому показателю столицу (7,5).

Киров успевал повсюду, кое в чем превосходя такого же практика Сталина. Тот, это уж точно, не драконил работяг, самолично показывая, как правильно зажимать в муфте резец. Оба большевистских лидера (как и все другие российские начальники) полагали абсолютно доказанным: овладение марксизмом, а то и просто знакомство с ним (вкупе с наличием партийного билета) предоставляет большевику безусловное право технически грамотно и политически верно судить обо всем. Образцы такого всеобъемлющего знания и умения Киров оставил потомкам, с блеском и мудростью Леонардо да Винчи вникая в разнообразнейшие проблемы города и области, с ходу их решая. Он и всю промышленность Северо-Запада направлял, и бригады по ремонту паровозов организовывал (в свете Постановления ЦК ВКП(б) от 3 июля 1933 года), и внедрял в цехах техпромфинплан, он же спускался в машинные отделения линкора “Парижская Коммуна” и проверял у матросов знание ими обязанностей по боевой тревоге (о посещении артиллерийских башен и штурманских постов биографы молчат), он и за сохранение Оперной студии при консерватории ратовал, им изменены стандарты оконных рам, он считается инициатором постройки крупноблочных домов, он и учреждения культуры навещал, и хотя в записных театралах не состоял, очень тонко оценивал, например, исполнение Корчагиной-Александров-ской роли старой большевички, он, понятно, содействовал съемкам знаменитого фильма “Встречный”, он… и так далее и тому подобное — нет, совсем недурно, очень даже недурно для человека с дипломом техника. И повсюду — забота о молодежи, о подрастающем поколении, о детях, которые называли уже себя юными ленинцами, не став по этой причине кировцами. Возможно, кое-где их и величали так, но не зашагали с песнями “кировцы”, хоть и боготворила юная поросль областных начальников; дети Поволжья в ту пору, когда Варейкис был хозяином этого края, именовали себя так: варейкисята.

Город Ленинград полюбил Кирова, Здесь за ним утвердилось имя “Мироныч”.

И он полюбил Ленинград, приезжавшим друзьям с радостью показывал свои владения: “Это Зимний дворец… а там, за рекой, тоже есть дворец, и еще дворцы, и все — ленинградские…”

Стоит прочитать листочек из делового блокнота Кирова, набросанный им план на день — и голова закружится от количества намечаемых переговоров, поездок, ознакомлений с проектами, присутствий на разных совещаниях, аудиенций и решительных пометок, указующих на срочность, необходимость и непременность. Да от такой бурной кабинетно-дорожной жизни поневоле захочешь прильнуть к чему-либо мягкому, женскому. Но уж никак не к телу Марии Львовны, обрюзгшей, страдающей припадками, приступами и к тому же пытавшейся подыгрывать высокоидейному супругу. То есть участвовать в общественной жизни, для чего она возглавила как-то Трудпрофилакторий, где обучала проституток иным профессиям и на демонстрации шла впереди колонны своих воспитанниц, непролетарскими глазами стрелявших по сторонам. Что ни говори, а Кирову повезло, такая жена — сущая находка, если не награда, любой активный мужчина непременно станет нарушать супружескую верность, не чувствуя ни малейшего угрызения совести: от такой жены любой самый добродетельный муж побежит по близлежащим дамам, но уж не к балеринам Мариинки; эти плоскогрудые стервозочки все работали под Матильду Кшесинскую, каждого обкомовца принимали за великого князя — и уже поэтому Киров за кулисы не хаживал, а если и бывал там, то исключительно протокольно. Слухи же о кутежах его в бывшем особняке великой балерины — одна из достопримечательностей города на Неве, чуть ли не привилегия, непременное следствие фантазий и мечтаний жителя ленинградской коммуналки, из закопченных окон которой видны величественные, возвышавшие дух и вселявшие зависть архитектурные ансамбли, и кто бы городом не командовал, обыватель будет смаковать россказни о банкетах в Зимнем, о звоне разбиваемых там царских сервизов. Такова уж судьба Санкт-Петербурга.

Были женщины, были — их не могло не быть, и, конечно, не те, что дрыгали ножками или создавали масштабные образы большевичек. Киров, короче, был ходоком, по дошедшим слухам — на почетном третьем месте в молвой составленном списке после Калинина и Енукидзе. Он казался и был средоточием и воплощением мужественности: коренастый, излучающий уверенность, бесстрашный, надежный, — при виде таких всякая женщина вздрагивает. Владикавказский пиджачок, пестрый галстук и мягкая шляпа забыты и заброшены, — на Кирове френч, ныне выставленный в квартире-музее, полувоенная фуражка, грубые и прочные сапоги, не сталин-ские, мягкие, кавказские, а русские, в каких до революции топали к верстакам питерские мастеровые. Любил охоту. Писал Марии Львовне ласковые письма в санатории, где ее лечили. И однажды в коридоре Смольного увидел рыжеволосую стройную женщину с нерусским, но миловидным, притягательно простеньким лицом, и на этой женщине, подумалось ему, забудутся шайки, так в бани и не попавшие, мусорные свалки, так и не вывезенные, уполномоченные по свинооткорму, ответственные за поросят и надзиратели за уборкой овощных культур, никогда в деревне не бывавшие.

Этой женщиной была латышка Мильда Петровна Драуле, замужняя, и была она старше мужа своего на три года, но лет-то ей от роду тридцать или чуть больше. И эта улыбка смелой и самоотверженной латышской женщины, уроженки края, где всегда почитали мужчин. Женственность из Мильды била так неуемно, что ее приходилось приглушать, рыжие волосы она упрятывала под мужской шапкой — так абажуром оберегают глаза от слепящего света лампы. Киров не мог при встречах не улыбаться ей. И она не могла сдерживать себя. Поэтому и перевел ее Киров от людских завистливых глаз подальше, в управление Наркомата тяжелой промышленности по Ленинграду — на должность как бы временную, инспектором по кадрам вместо откомандированной сотрудницы, прочно занимавшей это штатное место. Произошло это ближе к концу 1933 года, вскоре и оклад ей повысили, 275 рублей дали. (Звук “л” в латышском языке перед согласными не смягчается, надо бы писать “Милда”, но так мило это женское имя мужскому уху, что писали, говорили и будут писать и говорить — Мильда, Мильда, Мильда!..) Двое детей, бесследно исчезнувших в декабре 1934 года, муж, большевик Николаев Леонид Васильевич, расстрелянный 29 декабря того же страшного для всех и всей страны года.

Ко времени встречи члена Политбюро Кирова с рядовой коммунисткой Мильдой советская жизнь научила высокопоставленных особ советского нобилитета, как обеспечивать и чем прикрывать часы того досуга, о котором могут знать только доверенные лица, прежде всего — охранники и шоферы. Те и другие — люди обычно пожилые, душой и телом понимающие, что барин — такой же, как они, человек и ничто человеческое ему не чуждо. Охраннику Борисову, то ли погибшему, то ли убитому 2 декабря, было за пятьдесят, и что мог ответить главный чекист Ленинграда Медведь, когда московская комиссия спросила его, почему стережет Кирова человек в столь дряхлом возрасте?

Женщины, которым посвящались часы эпикурейского досуга, все оказывались во власти советского ханжеского этикета. Им втихую давали деньги, им подвозили — те же шоферы и охранники — продукты, им повышали оклады, их определяли на хорошую работу подальше от кабинета покровителя — приказами и распоряжениями близких друзей того.

Был год, когда Киров и Мильда одновременно ушли в отпуск и вернулись из него, что вовсе не означает, что они проводили его вместе. Это уже было бы чересчур неосторожно, встречи проходили, конечно, в рабочие дни.

Поделиться:
Популярные книги

Волк 5: Лихие 90-е

Киров Никита
5. Волков
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Волк 5: Лихие 90-е

Я Гордый часть 2

Машуков Тимур
2. Стальные яйца
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я Гордый часть 2

Разбуди меня

Рам Янка
7. Серьёзные мальчики в форме
Любовные романы:
современные любовные романы
остросюжетные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Разбуди меня

Третий. Том 2

INDIGO
2. Отпуск
Фантастика:
космическая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Третий. Том 2

Фиктивная жена

Шагаева Наталья
1. Братья Вертинские
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Фиктивная жена

Мимик нового Мира 3

Северный Лис
2. Мимик!
Фантастика:
юмористическая фантастика
постапокалипсис
рпг
5.00
рейтинг книги
Мимик нового Мира 3

Мой крылатый кошмар

Серганова Татьяна
Фантастика:
фэнтези
юмористическое фэнтези
5.00
рейтинг книги
Мой крылатый кошмар

Заход. Солнцев. Книга XII

Скабер Артемий
12. Голос Бога
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Заход. Солнцев. Книга XII

Беглец

Кораблев Родион
15. Другая сторона
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Беглец

Невеста на откуп

Белецкая Наталья
2. Невеста на откуп
Фантастика:
фэнтези
5.83
рейтинг книги
Невеста на откуп

Кодекс Охотника. Книга XXIII

Винокуров Юрий
23. Кодекс Охотника
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Кодекс Охотника. Книга XXIII

Чехов книга 3

Гоблин (MeXXanik)
3. Адвокат Чехов
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
аниме
6.00
рейтинг книги
Чехов книга 3

Ох уж этот Мин Джин Хо 2

Кронос Александр
2. Мин Джин Хо
Фантастика:
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Ох уж этот Мин Джин Хо 2

Воин

Бубела Олег Николаевич
2. Совсем не герой
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
9.25
рейтинг книги
Воин