Смерть королей
Шрифт:
— Я в руках Господа, — сказал Коэнвульф.
— Лучше бы ты был в руках лорда Утреда, — прорычал Стеапа.
Теперь солнце стояло прямо у линии горизонта, ослепительный красный шар завис на осеннем небе. Эдвард выглядел смущенным, но по-прежнему хотел казаться решительным.
— Тогда вы пойдете втроем, — твердо объявил он, — а разговаривать будет отец Коэнфульф.
Отец Коэнвульф читал мне наставления, пока мы спускались вниз по холму. Я не должен никому угрожать, я не должен говорить, пока со мной не заговорят,
Отец Коэнвульф был бледен и строг, один из тех непоколебимых людей, которых Альфред любил назначать учителями и советниками.
Он был умен, конечно, все любимые священники Альфреда обладали острым умом, но слишком готов проклясть грех, что, естественно, означало, что он не одобряет нас с Этельфлед.
— Ты понимаешь, о чем я говорю? — спросил он требовательно, когда мы достигли дороги, которая представляла собой просто истоптанную колею между нестрижеными живыми изгородями. Над полями летали трясогузки, а вдалеке, за городом, на небе темнела большая стая скворцов.
— Я никому не угрожаю, — сказал я весело, — ни с кем не говорю и не прикасаюсь к мечу. Может, будет проще, если я перестану дышать?
— И мы должны доставить леди Этельфлед до надлежащего ей места, — твердо сказал Коэнвульф.
— И где надлежащее ей место? — спросил я.
— Это решит ее муж.
— Но он хочет отправить ее в монастырь, — заметил я.
— Это решение ее мужа, лорд Утред, — сказал Конвульф, — значит, такова ее судьба.
— Я думал, ты поймешь, — сказал я мягко, что у леди есть собственный разум. Ей необязательно делать то, чего хочет ее муж.
— Она должна слушаться мужа, — настаивал Коэнвульф, а я просто смеялся над ним, это его раздражало. Бедняга Стеапа выглядел сконфуженным.
На окраинах города была дюжина вооруженных мужчин, но они не попытались нас остановить. Стен не было, это был не бург, и мы нырнули прямо в глубину улиц, пахнущих испражнениями и дымом.
Горожане были обеспокоены и молчаливы. Они смотрели на нас, некоторые крестились, когда мы проходили мимо.
Солнце уже зашло, наступили сумерки. Мы обогнули уютно выглядевшую таверну, и человек, сидевший внутри с рогом эля, приподнял его в нашу сторону. Я заметил нескольких человек с оружием.
Если Этельволд не смог собрать ополчение в своем собственном городе, то как он мог надеяться, что вся страна восстанет против Эдварда? Ворота в обитель Святого Катберга заскрипели при нашем приближении, и я увидел, как оттуда высунулась женщина, а затем ворота с грохотом захлопнулись.
Около двери церкви было еще несколько стражников, но они опять не сделали никаких попыток нас остановить. Они просто с угрюмым выражением лиц наблюдали, как мы проходим мимо.
— Он уже проиграл, — сказал я.
— Проиграл, — согласился Стеапа.
— Проиграл? — спросил отец
— Это его крепость, — сказал я, и никто не хочет оказать нам сопротивление.
Как минимум один человек захотел оказать нам сопротивление, когда мы достигли входа в дом Этельволда. Ворота были украшены его флагом, охранялись семью копьеносцами и были заблокированы жалкой баррикадой из бочек, на которые была положена пара бревен. Один из копьеносцев выступил в нашу сторону и поднял оружие.
— Ни шагу дальше, — объявил он.
— Просто убери бочки, — сказал я, — и открой ворота.
— Объявите ваши имена, — сказал он. Это был мужчина средних лет, крепко сложенный, седобородый и исполненный чувства долга.
— Это Мэтью, — ответил я, указывая на отца Коэнвульфа, — я Майк, он — Люк, а остальные напились и отстали. Ты прекрасно знаешь, кто мы, так что открывай ворота.
— Впусти нас, — твердо заявил отец Коэнвульф, бросив на меня глупый взгляд.
— Никакого оружия, — сказал стражник.
Я поглядел на Стеапу. На его левом богу висел длинный меч, короткий клинок — на правом, а боевой топор — за спиной.
— Стеапа, — обратился я к нему, — сколько человек ты убил в битвах?
Он был озадачен вопросом, но задумался над ответом. В конце концов он покачал головой.
— Я потерял счет.
— Я тоже, — заметил я и снова посмотрел на стоящего перед нами стражника. — Ты можешь забрать у нас оружие, — сказал я ему, — или останешься в живых и впустишь нас в ворота.
Он решил, что хочет остаться в живых и приказал свои людям убрать бочки и бревна, а потом открыл ворота настежь, и мы проскакали через двор, где только что зажгли факелы, их пламя отбрасывало дрожащие тени от оседланных лошадей, ожидающих своих седоков.
Я насчитал около тридцати человек, некоторые были в кольчугах и вооружены, ожидая вместе с лошадьми, но ни один не попытался бросить нам вызов. Они выглядели обеспокоенными.
— Он готовится сбежать, — сказал я.
— Ты не должен здесь говорить, — заметил отец Коэнвульф раздраженно.
— Умолкни, тупой священник, — сказал я ему.
Подошли слуги, чтобы забрать наших лошадей, и, как я и ожидал, управляющий потребовал, чтобы мы со Стеапой сдали свои мечи, прежде чем войдем в большой дом.
— Нет, — сказал я.
— Мой меч останется при мне, — угрожающе произнес Стеапа.
Управляющий выглядел растерянным, но отец Коэнвульф просто быстро прошел мимо него, а мы последовали за ним в большой дом, который был освещен ярко горящим очагом и свечами, расставленными на двух столах, между которыми находился трон.
Это огромное кресло, возвышавшееся над многочисленными свечами, нельзя было назвать по-другому, и на нем сидел Этельволд, хотя в тот момент, когда появились мы, он вскочил на ноги и шагнул к краю помоста, на котором гордо высился трон.