Смерть королей
Шрифт:
Я позвал Меревала, и мы втроем с Финаном пошли мимо нашей хилой баррикады через мокрый луг к приближающимся датчанам.
Человеком в шлеме с плюмажем из вороньих перьев оказался Хэстеном. Шлем являл собой великолепный образчик мастерства, украшенный змеем Мидгардом, обвившемся вокруг верхушки, хвост защищал шею, в то время как рот образовывал гребень, держащий вороньи перья.
На нащечниках были вырезаны драконы, между которыми мне ухмылялся Хэстен.
— Лорд Утред, — произнес он счастливо.
— Ты носишь чепчик своей жены? — приветствовал я его.
— Это подарок ярла Кнута, который будет тут к ночи.
— А я то удивлялся, чего же ты ждешь. Теперь знаю, тебе нужна помощь.
Хэстен улыбнулся, как будто забавляясь моими оскорблениями. Человек с зеленой веткой был в нескольких шагах позади него, в то время как рядом стоял воин в еще одном богато украшенном шлеме — на этот раз с сомкнутыми нащечниками, так что лицо я видеть не мог.
Его кольчуга была дорогой, седло и пояс украшены серебром, а руки густо увешаны драгоценными браслетами. Лошадь незнакомца занервничала, и он сильно ударил ее по шее, заставив только шагнуть в сторону на мягком грунте. Хэстен наклонился и погладил разволновавшегося жеребца.
— Ярл Кнут принесет Ледяное Зло, — сообщил он мне.
— Ледяное Зло?
— Это его меч, — пояснил Хэстен, — вы с ним будете драться среди ветвей орешника. Это мой ему подарок.
Кнут Ранульфсон слыл величайшим мечником среди всех датчан, просто волшебник с мечом, человек, который улыбался, убивая, и гордился своей репутацией. Признаюсь, при словах Хэстена я почувствовал дрожь страха.
Поединок в пространстве, окруженном ветвями орешника, ритуальный поединок, и итог мог быть только один — смерть. Он будет демонстрацией мастерства Кнута.
— Будет приятно его убить, — сказал я.
— А разве твои ангелы не говорили, что это ты умрешь? — удивленно спросил Хэстен.
— Мои ангелы?
— Хорошая идея, Сигурд-младший привез их нам. Двух таких хорошеньких девчушек. Мы ими насладились, как и большинство наших воинов.
Так значит, всадник рядом с Хэстеном был сыном Сигурда — щенок, который хотел драться со мной в Честере, и нападение на Туркандин — его рук дело, его обряд посвящения, хотя, не сомневаюсь, отец послал воинов постарше и помудрее удостовериться, чтобы сын не наделал фатальных ошибок.
Я вспомнил мух на теле Лудды, грубо нарисованного ворона на римской штукатурке.
— Когда ты умрешь, щенок, — сказал я ему, — я прослежу, чтобы у тебя не было меча в руке. Я пошлю тебя гнить в Хель. Посмотрим, как тебе это понравится, кучка мышиного дерьма.
Сигурд Сигурдсон вытащил меч, и вытащил очень медленно, как бы показывая, что не собирается нападать прямо сейчас.
— Он зовется Огнедышащий Дракон, — сказал он, держа лезвие вертикально.
— Меч как раз для щенка, — насмешливо сказал я.
— Хочу, чтобы ты знал, как зовется меч, который тебя убьет, — сказал он и вывернул голову жеребца, будто намереваясь врезаться в меня, но лошадь привстала на дыбы, и молодому Сигурду пришлось вцепиться за гриву, чтобы удержаться в седле. Хэстен снова наклонился и схватил жеребца за уздечку.
— Убери меч в сторону, господин, — сказал он мальчишке, потом улыбнулся мне. — У тебя есть время до вечера, чтобы сдаться, — сказал он, — а если не сдашься, — его голос посуровел, опережая мой возможный комментарий, — то все вы умрете.
— Но если ты согласишься, лорд Утред, мы пощадим твоих людей. До вечера! — он повернул коня, волоча за собой молодого Сигурда. — До вечера! — крикнул он снова, удаляясь.
Эта война — за гранью моего понимания, подумал я. Зачем ждать? Если только Хэстен и правда так боится потерять четверть или треть своих сил. Но если это на самом деле авангард великой армии датчан, то нет смысла слоняться около Шроббесбурха.
Им нужно быстро и жестко ударить в мягкое подбрюшье саксонской Мерсии, а затем пересечь Темез, опустошая Уэссекс.
Каждый день, что датчане теряли в ожиданиях, был еще одним днем, который позволял собрать фирд и привести воинов из земель саксов, если только мои подозрения не были верны, и этот удар датчан был обманом, потому что реальная атака наносилась где-то в другом месте.
Еще больше датчан собралось в окрестностях. Поздним утром, когда дождь наконец закончился и солнце проглянуло сквозь облака, мы увидели больше дымов в восточной части неба.
Сначала струйка дым была тонкой, но быстро становилась гуще. Вскоре появилось еще две. Датчане громили близлежащие деревни, а другой отряд перешел реку и патрулировал изгиб, поймавший нас в ловушку.
Осферт нашел две лодки — просто шкуры, натянутые на ивовые прутья, и хотел сделать большой плот, как тот, который мы нашли, чтобы пересечь Узе, но присутствие датских всадников покончило с этой идеей.
Я приказал своим людям укрепить баррикаду поперек перешейка балками и стропилами, чтобы защитить людей из фирда и направить атакующих на стену из щитов.
У меня почти не было надежды пережить решительную атаку, но люди должны быть заняты, и потому они снесли шесть домов и перенесли бревна к перешейку, где баррикада медленно становилась всё более грозной.
Священник, нашедший убежище в Шроббесбурхе, прошел вдоль моей линии обороны, раздавая людям небольшие кусочки хлеба. Они становились перед ним на колени, а он клал крошки им в рот, а затем добавлял щепотку почвы.
— Зачем он это делает? — спросил я Осферта.
— Из земли мы пришли, господин, и в землю уйдем.
— Мы не уйдем никуда, пока Хэстен не атакует, — возразил я.
— Он боится нас?
Я покачал головой.
— Это ловушка, — ответил я, я побывал уже в стольких ловушках с того момента, как меня попытались убить в день Святого Алнота, и когда меня призвали заключить договор с Эориком, и когда я сжег корабли Сигурда, а также устроил трюк с ангелами. Но теперь, как я подозревал, датчане подготовили самую большую ловушку, и она сработала, потому что во второй половине дня на противоположном берегу реки случилась какая-то паника и патрулировавшие берег датчане пришпорили своих лошадей, направив их на запад.