Смерть королей
Шрифт:
— Обыщи дом, — велел я ему, — забери все продукты, которые тебе нужны.
— Вы не можете… — начала Эдит.
— Я могу делать всё, что захочу! — рявкнул я. — Твой муж продал Уэссекс и Мерсию датчанам.
Она была упряма и ни в чем не признавалась, несмотря на кричащее богатство нового дома. Она орала на нас, впилась в меня, когда я снимал золото с ее шеи, и изрыгала проклятья, когда мы ушли.
Я не сразу покинул город, а отправился на кладбище около собора, где мои люди выкопали тело Оффы из могилы.
Он заплатил священникам серебром, чтобы его похоронили рядом с останками Святого Чада, полагая, что эта близость ускорит его вознесение на небеса, когда Христос вернется на землю, но я приложил все усилия, чтобы отправить его мерзкую душонку прямо в христианский ад.
Мы отнесли его гниющее тело, которое все еще было завернуло в некрашеную простыню, на окраину города и там выбросили в ручей.
Затем мы поскакали на восток, чтобы узнать, привело ли его предательство Уэссекс к погибели.
Часть четвертая
Смерть зимой
Глава одиннадцатая
Деревни больше не существовало. Дома представляли собой лишь тлеющие груды обугленной древесины и пепла, трупы четырех зарубленных собак лежали в грязи улицы, и вонь горелой плоти смешивалась с темным дымом.
Тело женщины, обнаженное и распухшее, плавало в пруду. Вороны уселись на ее плечах, набросившись на раздувшуюся плоть. Кровь высохла и почернела в углублениях на плоском камне для стирки около воды.
Большой вяз возвышался над деревней, но его южная сторона занялась от искр с церковной крыши и сгорела, так что дерево выглядело как пораженное молнией, половина с зелеными листьями, а другая — черная, засохшая и ломкая.
Развалины церкви все еще горели, там был один выживший, который сообщил нам название этого места, хотя дюжина пятен дыма указывала, что не единственная деревня была превращена в обугленные руины.
Мы поскакали на восток, вновь по следу банды Хэстена, потом следы копыт повернули на юг и примкнули к другому протоптанному и выжженному пути, более широкому.
Этот след был сделан сотнями лошадей, возможно, тысячами, и дым в небе указывал на то, что датчане идут на юг, в сторону долины Темеза и богатой наживы Уэссекса, который лежал за рекой.
— В церкви лежат тела, — сказал мне Осферт. Его голос был спокоен, хотя я бы сказал, что он зол. — Много тел. Должно быть, их заперли внутри и подожгли церковь.
— Как поджигают дом, — отметил я, вспоминая, как пылал в ночи дом Рагнара Старшего, и крики запертых внутри людей.
— Там дети, — сказал Осферт, его голос звучал еще злее. — Их тела съежились до размеров младенцев!
— Их души теперь с Господом, — Этельфлед попыталась его успокоить.
— Больше никакой жалости, — сказал Осферт, посмотрев на небо, смесь серых облаков и темного дыма.
Стеапа тоже взглянул на небо.
— Они идут на юг, — отметил он. Он думал о данном ему приказе вернуться в Уэссекс и беспокоился, что я удерживаю его в Мерсии, в то время как орды датчан угрожают его родине.
— Или, может быть, в Лунден? — предположила Этельфлед. — Может, на юг, к Темезу, а потом в Лунден? — она думала о том же, что и я.
Я вспомнил разрушенную стену города и разведчиков Эорика, рассматривающих эту стену. Альфред понимал значение Лундена, поэтому он попросил меня его захватить, но понимают ли это датчане?
Тот, чей гарнизон стоит в Лундене, контролирует Темез, а Темез ведет вглубь Мерсии и Уэссекса.
В Лундене велась такая оживленная торговля, туда вело так много дорог, что тот, кто владеет Лунденом, владеет ключом к южной Британии. Я посмотрел на юг, откуда принесло ветром большое облако дыма.
Армия датчан прошла этим путем, вероятно, всего днем раньше, но была ли эта армия единственной? Не осаждала ли другая Лунден? Не захватила ли она уже город?
У меня возникло искушение направиться прямо в Лунден, чтобы убедиться, что он хорошо защищен, но это означало сойти с горящего следа огромной армии. Этельфлед наблюдала за мной, ожидая ответа, но я промолчал.
Мы вшестером сели на лошадей в центре сожженной деревни, пока мои воины поили лошадей в пруду, где плавал раздувшийся труп.
Этельфлед, Стеапа, Финан, Меревал и Осферт смотрели на меня, а я пытался поставить себя на место того, кто командовал датчанами. Кнут? Сигурд? Эорик? Мы даже этого не знали.
— Мы поедем за этими датчанами, — в конце концов я принял решение, кивнув в сторону дыма на южном небе.
— Я должен присоединиться к своему лорду, — безрадостно произнес Меревал.
Этельфлед улыбнулась.
— Позволь объяснить тебе, что сделает мой муж, — сказала она, и презрение, с каким она произнесла слово «муж», было столь же сильным, как и вонь из сгоревшей церкви.
— Он будет держать свои силы в Грантакастере, так же, как поступил во время последнего нашествия датчан.
Она заметила следы борьбы на лице Меревала.
Он был достойным человеком, и как всякий достойный человек хотел быть верным своим клятвам, что означало быть рядом со своим господином, но он знал, что Этельфлед говорит правду.
Она выпрямилась в седле.
— Мой муж, — сказала она, теперь уже без малейшего презрения, — позволил мне отдавать приказы любому из его сторонников, которого я встречу. Поэтому я повелеваю тебе остаться со мной.