Смерть — мое ремесло
Шрифт:
Он слегка скривил в улыбке губы.
– Не беспокойтесь, согласится. Подумайте хорошенько и сообщите мне письменно ваше решение в течение недели.
Он легонько постучал кончиками пальцев по столу и произнес:
– Все.
Я выбросил вперед правую руку, он ответил на мое приветствие, и я вышел.
Я вернулся на свое болото лишь на следующий день вечером. Дети уже спали. Поужинав с Эльзи, я набил трубку, закурил и присел на скамейку во дворе. Стояла хорошая погода - ночь была удивительно светлая.
Немного погодя Эльзи присоединилась ко мне, и я сообщил ей о предложении Гиммлера. Кончив, я посмотрел на нее. Она сидела неподвижно, положив обе руки на колени. Сделав паузу, я заговорил снова:
– Вначале материальные условия будут не намного лучше, чем здесь. Правда, у тебя будет меньше работы.
– Речь не обо мне, - ответила она, не шелохнувшись.
Я продолжал:
– Положение улучшится, когда меня произведут в офицеры.
– А разве тебя могут произвести в офицеры?
– Да, я теперь уже старый член партии, а кроме того, имеют значение и мои военные заслуги.
Эльзи повернула ко мне голову, и я увидел, что она смотрит на меня с удивлением.
– Произведут в офицеры... Но ведь это то, к чему ты всегда стремился, не так ли?
– Да.
– Почему же ты колеблешься?
Я снова раскурил трубку и ответил:
– Не нравится мне это.
– Что не нравится?
– Тюрьма - всегда тюрьма. Даже для тюремщика.
Она стиснула руки.
– В таком случае все ясно: надо отказаться.
Я не отвечал, и после короткой паузы Эльзи продолжала:
– Ты думаешь, рейхсфюрер рассердится на тебя, если ты откажешься?
– Конечно, нет. Когда начальник предоставляет солдату право выбора, он не может сердиться на него за решение, которое тот примет.
Я чувствовал на себе взгляд Эльзи и спросил:
– А тебе это нравится?
Она ответила, не колеблясь:
– Нет. Мне это не нравится. Даже совсем не нравится.
И тотчас же добавила:
– Но ты не должен считаться с моим мнением.
Я затянулся несколько раз, затем наклонился, набрал в горсть камешков и начал подбрасывать их на руке.
– Рейхсфюрер полагает, что полезнее всего для партии я буду в КЛ.
– В КЛ?
– В концлагере.
– Почему он так думает?
– Потому что я отсидел пять лет в тюрьме.
Эльзи откинулась на спинку скамьи и посмотрела прямо перед собой.
– Здесь ты тоже полезен.
Я медленно проговорил:
– Безусловно, здесь я тоже полезен.
– И эта работа тебе по душе.
Я задумался немного над ее словами и ответил:
– Это не идет в счет. Если я более полезен партии в КЛ, значит, там я и должен быть.
– Но, может, ты полезнее здесь?
Я поднялся.
– Рейхсфюрер думает иначе.
Выбросив по одному все камешки, я постучал трубкой о сапог, чтобы вытряхнуть из нее пепел, вернулся в дом и стал раздеваться. Спустя несколько минут пришла Эльзи. Было уже поздно, я очень устал, но никак не мог заснуть.
На другой день после обеда, Эльзи уложила детей спать и начала мыть посуду. Я устроился на стуле у полураскрытого окна и закурил трубку. Эльзи стояла ко мне спиной. Я слышал, как постукивают друг о друга тарелки в тазу. Передо мной по обе стороны изгороди высились два тополя, освещенные солнцем.
– Ну, что же ты решил?
– послышался голос Эльзи.
Я повернул к ней голову. Мне видна была только ее спина - Эльзи склонилась над кухонной раковиной.
– Не знаю.
Я заметил, как спина ее начинает горбиться. Тарелки слегка постукивали, и я подумал: "Она слишком много работает. Устает". Я отвернулся и снова посмотрел на тополя.
– Почему ты не поступишь в армию?
– спросила Эльзи.
– Эсэсовец не поступает в армию.
– А тебе могут предоставить какой-нибудь пост в эсэсовских частях?
– Не знаю. Рейхсфюрер ничего об этом не говорил.
Мы оба помолчали, потом я сказал:
– В армии при присвоении звания придают большое значение образованию.
– А в эсэсовских частях?
– В эсэсовских частях принимается во внимание лишь верность делу и практические знания.
Я полуобернулся к ней и добавил:
– Моя наиболее сильная сторона - это практика.
Эльзи взяла полотенце и принялась вытирать посуду. Она начинала всегда с тарелок и, вытерев их, ставила в буфет.
– Почему же тебе не хочется идти в КЛ?
Я слышал, как она ходит взад и вперед за моей спиной. Она сняла свои деревянные башмаки и мягко ступала по полу. Я проговорил не оборачиваясь:
– Это ремесло держиморды.
– И добавил после короткой паузы.
– И потом, там не будет лошадей.
– А!
– воскликнула Эльзи.
– Уж эти твои лошади!
Звякнула тарелка, Эльзи поставила ее в буфет. Ноги Эльзи прошуршали по полу. Она остановилась.
– А квартирой обеспечивают?
– Да, и с отоплением. И питанием. По крайней мере меня. Кроме того, дают премии. И ты сможешь не работать.
– Да ну!
– проговорила Эльзи.
Я обернулся. Она стояла у буфета спиной ко мне.
– Я нахожу, что у тебя усталый вид, Эльзи.
Она повернулась ко мне лицом и выпрямилась.
– Я чувствую себя очень хорошо.
Я снова стал смотреть в окно. Оконная рама немного закрывала от меня правый тополь. Я заметил, что изгородь нуждается в ремонте.