СМЕРТЬ НАС ОБОЙДЕТ
Шрифт:
Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь,
И поэтому, знаю, со мной ничего не случится!..
Второй час друзья ждут Скорцени. Прыщеватый унтерштурмфюрер, его адъютант, бесцельно перебирает ледериновые папки, вчитывается в каждую бумажку и аккуратно кладет ее на место. Лисовский от скуки и нетерпения листал завалявшийся иллюстрированный журнальчик, а Сергей у полуоткрытой фрамуги непрерывно дымил сигаретой. Адъютант косился на оберштурмфюрера, усиленно покашливал, но вслух высказать свое неудовольствие не решался. У Фридриха Мейера слава отъявленного головореза,
Груздев и не подозревал о мыслях прыщавого прощелыги, как про себя он его окрестил, а если бы и узнал, то от души посмеялся. Плевать ему на эсэсовские чины, если у него за спиной вся Красная Армия. И Сторна он выбросил из мыслей. За что американец боролся, на то и напоролся. Перед собственной совестью Сергей чист, а что о нем думают черномундирные прохвосты, их собачье дело.
Как и везде, где останавливался Скорцени, кругом полным-полно эсэсовцев. И охрана, и чины его штаба, и множество приезжих. Порой появляются иностранцы, но их оберегают от любопытных глаз, проводят особым ходом, минуя шумные коридоры и многолюдную приемную. И самого оберштурмбаннфюрера по нескольку дней не бывает в кабинете, но работа в штабе сутками не прекращается.
Распахнулись ворота, брякнули карабины, взятые охраной на-караул, и во двор черным жуком вполз «опель-адмирал». Генеральская машина! Во рту пересохло: зачем Скорцени вызвал к себе? Раньше подобными мыслями не задавался, а теперь интересовала и волновала каждая мелочь. Да и благорасположение этого ярого гитлеровца играло важную роль...
Звонок из кабинета не застал адъютанта врасплох. Заученным движением он сгреб папки со стола, положил в сейф, закрыл дверцу и, одернув мундир, шмыгнул в дверь. Появился минуты через три, пригласил:
— Заходите, оберштурмфюреры!
Сергей и Костя разом шагнули через порог, щелкнули каблуками и подняли руки в приветствии.
— Хайль Гитлер! — и, как всегда, Лисовский метнул завистливый взгляд на друга. Везет ему. Поганых слов не произносит, а руку выбрасывает сжатым кулаком вперед, будто метит в челюсть врагу.
— Хайль! — небрежно отозвался Скорцени и не пригласил сесть. Сам стоял за столом, а у телефона плотный эсэсовец с бритой головой и шрамами на толстом лице. На мундире — железный крест и значок национал-социалистской партии. — Знакомьтесь — штурмбаннфюрер Гейнц Ценнер...
Эсэсовец щелкнул каблуками и слегка наклонил голову.
— Оберштурмфюреры братья Фридрих и Франц Мейеры. Парни повторили движения нового знакомца и смерили его недоуменными взглядами.
— Вы вступаете в большую игру, — продолжал Скорцени. — Старшим пока назначается штурмбаннфюрер. Его приказания выполнять как мои. Ничему не удивляйтесь, ни с кем не вступайте в контакты. С этой минуты вы переходите на казарменное положение. Придет время, получите мой приказ... Все! Франц собери свои и брата вещи, Гейнц — обеспечь охрану машины. Ты, Фриц, останься.
Когда закрылась дверь, оберштурмбаннфюрер подошел к Сергею. Парень заметил, что эсэсовец похудел, мундир мешком обвис на плечах, лицо пожелтело и осунулось, а шрам, пересекающий щеку от уха
— Я рад, что ты образумился, Фриц, — жестко проговорил он и кольнул настороженным взглядом. — Ты еще молод, но должен усвоить простую истину — твои руководители сами решают, как им поступить с тобой в том или ином случае. Твое назначение -беспрекословно выполнять их приказы. Заруби себе на носу! Мне было бы жаль выкидывать тебя с братом из колоды, но, к счастью, радикальная операция не потребовалась...
Он вернулся к столу, размял сигарету и закурил.
— Начинается большая игра, — обычным голосом продолжал Скорцени, — от которой зависит будущее национал-социалистского движения. Только глупцы и предатели полагают, что с военным поражением мы сложим оружие. Ничего подобного! Мы отходим на заранее подготовленные рубежи и со все возрастающей силой продолжим политическую борьбу за наши идеи...
Скорцени поманил Сергея, подвел к зеркалу и долго вглядывался в его и свое отображения. Задумался, взгляд стал отсутствующим, но он взял себя в руки и сухо проговорил:
— Иди, оберштурмфюрер. Мы не скоро увидимся, но помни, наше будущее — жестокая и беспощадная борьба. Через поражение мы придем к победе. Хайль Гитлер!
Груздев автоматически щелкнул каблуками, круто повернулся и, четко печатая шаг, вышел. Встреча со Скорцени его озадачила. Что задумал гитлеровец, какими новыми испытаниями он им грозит? Выходит, им не удастся встретиться с Баховым и Занднером. Прав Александр Мардарьевич, когда говорил, что Сергею и Косте предстоит играть какую-то роль в дальних планах оберштурмбаннфюрера. Недаром он снабдил их фальшивыми документами. Сумеют ли они дать весточку полковнику о своем казарменном положении?
Отто и Бахов пока и без парней обойдутся. Они, кажется, при встрече поняли друг друга и нашли общий язык. Занднер уже поднимается, но мало двигается. Мешает ходить тяжелый гипсовый панцирь до бедер с высоко поднятой рукой. Как немец обрадовался своей дочери Марии-Луизе, чистенькой, ухоженной, которую вместе с теткой привезли в госпиталь Сергей и Костя! Он растрогался до слез, когда узнал, что его приятели обеспечили родственницу продуктами и деньгами. Да и полковник обещал за ними присматривать, навещать. Ему понравился серьезный, немногословный и обязательный немец. Одобрительно похлопав Груздева по плечу, Александр Мардарьевич заметил, что глаз-алмаз не подвел Сергея, не позволил принять доброго человека за варнака.
И в машине, и на уединенной вилле в заброшенном дачном поселке, Груздев и Лисовский ломали голову, пытаясь понять, на какую большую игру намекал Скорцени при последней встрече. Если речь шла о переброске за линию фронта, к чему таинственность и строгая охрана, когда не разрешается даже подходить к забору. Если планировалась какая-то акция в самой Германии, то сугубая секретность и вообще выглядела глупой.
Между собой они теперь редко вели разговоры. Гейнц Ценнер, томимый скукой и бездельем, всюду таскался за ними с бутылкой шнапса и, пристроившись где-нибудь в уголке, молча пил, не пьянея, и донимал бесконечными нудными разговорами.