СМЕРТЬ НАС ОБОЙДЕТ
Шрифт:
— Почему? — удивился тот Костиному вопросу. — Я восхищаюсь их мужеством, храбростью и непритязательностью, но большевики для меня неприемлемы. Они отрицают частную собственность и поклоняются новоявленному бородатому богу — Марксу и его евангелию «Капитал», а мне плевать на человеческих богов и нужен миллион долларов...
Он отхлебнул кианти и задумчиво провел длинным ногтем мизинца по скатерти.
Сергей съел большую порцию спагетти с мясом, вкусное мороженое на десерт и, обрадованный, что его опасения остаться голодным не сбылись, допил стакан кианти. Закурил предложенную американцем сигару и блаженно облокотился на стол.
— Вы сообщили оберштурмбаннфюреру о моей просьбе встретиться?
— Да, — отозвался Лисовский, — встреча назначается ровно через сутки после нашего сегодняшнего разговора.
— О'кей, — озадаченно сказал Гарри и взглянул на часы. — Пятнадцать часов по среднеевропейскому времени... О'кей! Я буду в назначенный срок...
«Шевроле» отъехал от ресторана, Сергей обернулся и увидел неподвижно застывшего на тротуаре Сторна. В ухарски сбитой на ухо шляпе, широком распахнутом пальто, засунув руки в карманы, тот, одиноко стоял, провожая машину долгим взглядом.
— Американца с панталыку сбило согласие Скорцени, — проговорил Груздев. — Торгуются подлюги, а наши кровь льют. Русских боится, а подумал бы, кому он сам-то нужен?
— Да-а, — задумчиво протянул Костя, — и англичане, и американцы к нацистам тянутся. Солдаты воюют с ними, а политики всеми силами стараются за волосы вытянуть фашистов из пропасти.
— Не вытянут, оборвутся фрицы. Когда русский Иван сбросит свастику с рейхстага, тогда и крысиная возня кончится...
Утро выдалось дождливое. За окном хлестал настоящий весенний ливень, облачками поднимая над асфальтом туманные брызги. По двору пробегали немцы в накинутых на плечи плащах, под грибки жались промокшие часовые. Прибывали и отъезжали отлакированные дождем автомашины.
— Меня в сон клонит, — пожаловался Сергей Косте. — И дома, как на улице дождь, глаза сами собой смыкаются... Здесь весна в разгаре, а в Сибири стужа. Подумаю о родных, и сердце тоской исходит.
Лисовский озабоченно посмотрел на часы:
— Зачем мы понадобились Скорцени при встрече с американцем? Не подстроит он нам провокацию?
— А на фига ему провокацию подстраивать?! Подумаешь, шишки на ровном месте...
— От Скорцени не знаешь, что и ожидать. Он привык финты выкидывать.
— Поживем-увидим, — беззаботно пожал плечами Сергей.
И все же ему пришлось удивиться, когда Скорцени поместил его в соседней со служебным кабинетом комнате. Дверь открыта настежь, лишь тяжелые портьеры ее прикрывают. Сергей подсел к низенькому круглому столику, налил в бокальчик коньяк, но пораздумав, не притронулся к нему. Его насторожила несвойственная эсэсовцу откровенность. По пьянке еще можно полунамеками выболтать свои намерения немому и полуглухому слушателю, но зачем делать его свидетелем откровенных переговоров с американским разведчиком? Из кабинета доносится шелест бумаг, постукивает маятник в настенных часах, да через форточку слышится с улицы чистая капель. Прыщавого, вислогубого унтерштурмфюрера, исполняющего у Скорцени обязанности адъютанта, Сергей не терпел. Он-то и ввел ровно в три часа Гарри Сторна. Груздев насторожился и сожалеюще поглядел на сапоги. В них к двери не подкрадешься, подошвы со скрипом. И разуться нельзя, захватят босым, не выпутаешься. Слов американца не поймешь, частит как из пулемета, а оберштурмбаннфюрера
— Я передам вам свою агентуру, а сам останусь в стороне и буду вымаливать милость у победителей!— донесся злой голос Скорцени, и у Сергея морозцем пробежали по спине мурашки. Он знал, в каких случаях эсэсовец напускает на себя псих и чем это кончается для его собеседника.
И снова монотонная, усыпляющая речь американца. Наговорит Сторн на свою голову, спохватится, да поздно. Хвалился, что изучил Скорцени, а похоже, затеял с ним игру в кошки-мышки.
— Вы собираетесь отстранить меня от большой игры и превратить в мелкого шпика! — полным голосом загремел эсэсовец.
Что ему ответил американец, Сергей не разобрал, зато громом прозвучавшие выстрелы сорвали парня с места. С кольтом в руке он вбежал в кабинет, сквозь клубы дыма разглядел Сторна, боком свалившегося на ковер. Скорцени спокойно сунул пистолет в ящик стола и с веселой ухмылкой уставился на остолбеневшего Груздева. Секундой позже из приемной ворвались адъютант, Костя, эсэсовцы. Увидев оберштурмбаннфюрера живым и невредимым, они застыли посреди кабинета.
— Фриц погорячился, у него старые счеты с покойником, — с усмешкой заявил Скорцени. — Я его прощаю. Чем раньше рассчитаешься со своим врагом, тем лучше... Труп обыскать и убрать, ковер замыть!..
Этап пятый
Обреченный город □ Отто Занднер делает выбор □ Таинственная подготовка □ Плещут холодные волны □ Потерянные и найденные следы
По улицам трудно проехать. На мостовых горы битого кирпича, вывороченных взрывами булыжников, сброшенной с крыш черепицы, перековерканных железобетонных плит, с разбором которых никак не управятся команды заключенных из концлагерей и тюрем, солдаты, пожарники и полицейские. Угарный, вонючий дым застилает небо, расползается по проулкам, как в трубу втягивается в проходные дворы, черными волнами расплывается под порывами ветра. Трамваи почти не ходят, пути или разбиты бомбами, или пересыпаны рухнувшими зданиями.
Лисовский, замедляя ход «опеля», то и дело вынужден показывать документы, а в затруднительных случаях и жетон службы безопасности. Сергей, надвинув на лоб фуражку, прячет под козырьком глаза и неподвижно сидит, будто его и не касаются бесконечные проверки и досмотры на контрольно-пропускных пунктах.
— Берлин остается немецким... — вслух переводит Костя огромные готические надписи на стенах уцелевших домов — ...Берлин сражается под командованием фюрера... Победа или Сибирь... Смерть преступникам...
Покосился на друга, у того не дрогнул на лице ни один мускул, словно парень превратился в каменное изваяние. Неделя, как вернулись из Италии, а Сережка никак не отойдет после подлого убийства Сторна. Будто замерз, ни слова, ни улыбки, и даже за стол без Костяного настояния не сядет. Да и Лисовский без содрогания не вспоминает страшную сцену, когда он на выстрелы вбежал в кабинет Скорцени. Лужа крови на ковре, ничком лежащий американец, ухмыляющийся эсэсовец и растерянный, с кольтом в руке, Сергей. Едва прошло первое оцепенение и Груздев пришел в себя, Косте с трудом удалось предотвратить катастрофу. У земляка побелели от ярости глаза, заходили желваки на скулах, и еще мгновение, рядом с трупом Сторна легли бы эсэсовцы.