СМЕРТЬ НАС ОБОЙДЕТ
Шрифт:
— Сволочь! — не выдержал Груздев, когда удалились от виллы. — Как поглядит, лопатки сводит.
Почерневшие от дождя деревья в саду тоскливо сиротеют на пронизывающем ветру, жалобно постукивают ветвями-ребрами. Сергей поднял воротник, поглубже надвинул шляпу, бережно обнял друга и повел неестественно желтой, словно промытой дорожкой. Кругом тянулся сплошной забор. Метра в три высотой, с вцементированными наверху острыми металлическими шипами. С внутренней стороны подступы к нему защищены недавно натянутой колючей проволокой, не успевшей проржаветь. Груздев вынужденно признал:
— Здесь нам не пройти. Пока переберешься, поймают. Да и сигнализация установлена.
— Мне только по
— Гарри город показал, в ресторане обедом накормил. Выпендривался всю дорогу, цену себе набивал. Как ты себя чувствуешь?
— От груди отлегло,— и Костя вдруг просиял. — Пляши, Сережка... Адрес Женевьевиной тети вспомнил. И совсем случайно. Рассматривал план Брюсселя и наткнулся на ее улицу...
— Здорово! — обрадовался Груздев и вздохнул. — Теперь нам осталось начать да кончить. Эх, как мне хочется спеть Гарри на прощание: гуд бай и друга не забудь!..
Медленно и тоскливо тянется время в бездействии и томительном ожидании. Невелики три дня, семьдесят два часа насчитывают, но при удаче парни могли исчезнуть из поля зрения американской разведки и замести за собой следы. Однако ничего путного не приходило в голову. Сергей метался по гостиной, пытаясь разыскать лазейку в хитроумно расставленной охране виллы. Пятнадцать шагов туда, пятнадцать обратно, и так до бесконечности.
— Посиди спокойно, — посоветовал Костя, — думаешь, чем больше бегаешь, тем лучше соображаешь? Понимаю тебя, но ничем не могу помочь. У меня мысли будто в решето провалились, одна труха осталась.
Вечерело, за окнами густели сумерки, а в гостиной и подавно темень. Костя прилип к приемнику, и на его лице радугой переливаются цветные пятна освещенной шкалы настройки. Слушать Москву он не решался, подозревая, что в комнате установлено подслушивающее устройство.
Второй день к концу подходит, близится решающий разговор со Сторном, а парни словно в густом тумане блуждают. Перебрали всякие варианты избавления от американца, но ни на одном не остановились. Сергей предложил скрутить Гарри, но сам же отказался от этой мысли. Майор здоровяк, он как щенков разбросает ослабевших противников. А уж охранника в холле им без оружия и подавно не одолеть. У него не мышцы, а стальные канаты, да и пистолет где-то под рукой. И у ворот в караулке солдат постоянно дежурит, каждый час проходит вдоль забора, сигнализацию проверяет. Часовые сменяются, а Перебейнос, как окрестил борца Сергей, живет в вилле. А с девяти часов утра и до семи вечера приборкой занимается молоденькая шустрая горничная.
Груздев, когда бездействовал, не знал покоя. Обвел гостиную глазами и подошел к стене, на которой в парадном строю висели портреты. Переходя от одного к другому, в скуке рассматривая холеные, с брезгливыми минами на тонких губах, лица незнакомцев и незнакомок. Прикоснулся к тяжелой позолоченной раме, заинтересовался деревом, из которого она сбита. Пододвинул мягкий стул, встал на осевшее под ним сидение, заглянул за портрет напыщенного бритоголового вельможи в длинном парике и изумленно застыл. Щелкнул пальцами, привлекая внимание Кости, поманил друга к себе. Тот подошел, с трудом влез на соседний стул и увидел, что из обивки стены торчат тоненькие жилки проводов, заканчивающиеся плетеной металлической колбочкой. Сергей ухмыльнулся и поднес к ней фигу, потом слез со стула сам и помог спуститься земляку. У приемника, грохочущего музыкой, прошептал на ухо Лисовскому:
— Подлавливают, за дураков принимают.
Костя предостерегающе поднес палец к губам. Его опасения подтвердились, за ними установлена строгая слежка. Груздев снова зашагал по ковру, стараясь утишить охватившее его возбуждение. Он припомнил,
Замер, будто его кто остановил. Женевьева... В последнем их убежище в Эссене она потайной бар обнаружила, мимо которого они с Костей десятки раз проходили. Возможно, и здесь, в своем доме, хозяин оборудовал схоронку, куда не вино, а что-то посерьезнее спрятал?
Лисовский удивленно наблюдал, как Сергей квадрат за квадратом обследует стену. Шарит руками, кончиками пальцев будто пробует на прочность швы тисненых обоев. Усмехнулся, подумав, что тот, как и всегда, деятелен.
Пядь за пядью Сергей настойчиво простукивает стену, почти уверенный, что вот-вот она отзовется гулкой пустотой. Вставал на стул, доставал рукой чуть не до потолка, постепенно опускаясь к паркетному полу, затем начинал снизу и полз по стене к лепным украшениям. Добрался до двери и устало опустился в кресло. Фокус не удался. Разочарованно закурил и попытался, как Гарри, пустить дым колечками, нанизывая их одно на другое. Получались лохматые клубки. В каждом деле, оказывается, нужна сноровка. Даже в самом пустяшном...
Девятый час. Спать еще рано, а заняться нечем. Английские и американские газеты, что валялись по столам, Лисовский перелистал, прочитал на немецком роман Ремарка «На Западном фронте без перемен» и томился бездельем. Можно послушать Берлин, но там только и разговоров, что о тотальной мобилизации да бесконечные истерические призывы бороться до победного конца. На английских и французских радиоволнах звучат богослужения и джазовая музыка.
Склонился к приемнику и нашарил станцию, передающую «Болеро» Равеля. Уселся удобней и обратился, наслаждаясь, в слух.
— Сделай потише, — наклонился к Костиному уху Сергей, — а то шагов не слышно. Еще прихватит врасплох Перебейнос!
Он отошел и остановился посреди гостиной, не спеша обвел ее глазами. Мимо портретов взгляд не пронесешь, обязательно на них остановишься. А рядом с дверью в спальню простенок украшен симметрично расположенными блестящими шляпками обойных гвоздей. В центре замысловатых фигур, по диагонали, в стену наглухо вделаны три картинки, каждая величиной в шахматную доску. На двух изображены люди среди деревьев и у подножья горы. Выписаны они с большим тщанием, сделаны мастерской рукой. А третья словно ребенком нарисована. Коричневая вода, а на гребне волны — фиолетовая пена, вдали виднеется не то оранжевая пальма, не то порванный парус. Сергей переводил взгляд с картинки на картинку, пытаясь понять, чем привлекла хозяина виллы аляповатая неумелая мазня.
Костю заинтересовали непонятные перемещения и манипуляции друга, а сама картинка не привлекла внимания. Импрессионистов он судил по плохоньким репродукциям и удивлялся ажиотажу, который вокруг них развернулся. Он увидел, как Сергей наклонился к картине, кончиками пальцев провел по еле выступающей над тиснеными обоями рамочке, потом передвинул руку к декоративным шляпкам гвоздей. Лисовский не сдержал любопытства, подошел к земляку и с возрастающим изумлением следил за его действиями. Тот, с головой уйдя в свое занятие, добрался до четвертой позолоченной кнопки. Надавил, она не сдвинулась с места, попытался зацепить ногтями за края, ничего не получилось. Парень шумно передохнул, но не отступил. Опять надавил большим пальцем на ребристую поверхность и повел шляпку вправо, по часовой стрелке. Она поддалась и повернулась до отказа.