Смерть отца
Шрифт:
На Иоанну нападает смех: она видит перед собой дядю с его серым лицом, на шее которого ожерелья, и весь он в серьгах и монетах.
– Что за смех, Иоанна? – делает ей выговор отец. – Тетя очень любила дядю Альфреда. Он был прилежным ребенком с добрым сердцем. Ходил за ней и нес пакеты с продуктами, которые она делила между детьми из бедных семей, а я от нее прятался, и она очень сердилась и говорила дяде: «Идем со мной, Альфред. Артурпл природе своей, лошадь», – он хохочет, а дядя улыбается стыдливой улыбкой.
–
– По сути, я любил благотворительность не больше тебя, – дядя смущенно протирает стекла очков, – но не поэтому тетя сделала меня наследником. Просто думала, что эти драгоценности обладают свойством, благодаря которому человек сумеет создать семью, – дядя опускает голову, и руки шарят, как у слепого по белой скатерти.
Артур Леви морщит лоб. Печально становится в комнате.
– Она познала вкус одиночества, тетя Гермина. Сидела одна около окна, все драгоценности на ней. Смотрела на улицу, на людей. День за днем, целую жизнь, пока не оставила окно, как и саму жизнь.
– У нее был приятный голос, – присоединяется к рассказу отец.
– Она всегда нам пела про реку Рейн, – говорит дядя и смотрит вдаль.
– Рейн, на котором всегда стоит сильная и верная стража, охраняя его от врага.
Иоанна смотрит смущенно, с изумлением: какой у отца приятный голос! Все, происходящее в этом доме, это еще один из многочисленных рассказов, об их семье. Образы и вещи кажутся взятыми из воображаемого мира: дядя режет слух скучным голосом, отец поет о реке Рейн, сверкают хрустальные люстры, диваны обтянуты бархатом, обветшавшие ковры стелятся под ногами.
Вдруг слышен шорох за ее спиной. Она в испуге косится на скелет в углу кабинета, не затрещал ли он костями? В доме дяди все возможно… Дядя Альфред смотрит на дверь и согласно кивает головой. В дверях стоит старая служанка, беззвучно указывает на стол, и дядя ей снова кивает. Служанка собирает посуду со стола. Но улице тарахтит телега. Медленно плетется лошадь и тянет телегу. Глаза Иоанны тянутся за телегой. И снова улица погружается в дрему. Поверх домов и деревьев, со стороны улицы смотрят на нее глаза тети Гермины.
– «Девушка» совсем не изменилась, – роняет отец после того, что слышится звон посуды на подносе, и служанка ушла. Кличку «девушка» служанке дали оба брата, – всегда одно и то же платье на ней, тот же истертый передник, то же замкнутое лицо.
– Как и весь дом, который хранит традиции, – гордо говорит дядя Альфред.
– Как и весь город, что вот уже четыреста лет почти на йоту не изменился, – подтверждает Артур Леви и встает с кресла, – я хотел просмотреть твои сочинения, Альфред.
«Отец здесь, в доме дяди, совсем не тот, что вчера-позавчера, – открываются снова глаза Иоанны, хотя она уже чуть не вздремнула.
– А ты, детка, что будешь делать? – спрашивает дядя.
– А-а, девочка, – смотрит он на
Иоанна встает с кресла. Все члены ее тела охвачены сонливостью, точно так же, как дома этого города-веера. Она словно вросла в кресло и не может сдвинуться. Ее держит страх перед комнатой бабки, которую ей выделил дядя, той большой пустой комнатой наверху.
– Что с тобой, детка? – дядя старается ей улыбнуться. Это первый раз, что в его доме проживает девочка, и он благодарен ей за это.
– Иоанна, ты что, не слышала? – строгим голосом говорит отец дочери. – Изволь подняться в свою комнату.
– Да, да, я иду, – Иоанна с трудом ворочает языком.
– Пожалуйста, детка, погоди минуту, ты, может, хочешь развлечься чем-то? – дядя Альфред извлекает из шкафа серебряную шкатулку. – Вот они, детка, драгоценности тети Гермины. Ты сможешь там, наверху, в комнате, их рассмотреть.
Дядя снимает маленький ключик с цепочки часов на своем животе и вставляет его в замок шкатулки.
– Альфред! – возмущается его брат, – Драгоценности здесь, в открытом шкафу, без всякой охраны?
– Ну, и что? – удивляется дядя. – В мой дом вор не влезет. И я, Артур, – говорит дядя со стыдливой улыбкой, – люблю иногда рассматривать драгоценности. Сверкание вечности в золоте и в монетах. Столько рук их держало, и еще будет держать. Бери, Иоанна, их с собой.
– Детские игры ты ведешь с дорогими вещами, – хмурится Артур.
– Почему бы нет, Артур? Рано или поздно они станут ее драгоценностями.
– Моими? – потрясена девочка.
– Конечно, Иоанна. Ты разве не правнучка профессора? – дядя дает ей в руки шкатулку. – Много волшебного есть в драгоценностях. Из них исходит закатный свет солнца.
Слово «волшебство» единственное из всего сказанного дядей, что закрепилось в памяти Иоанны. В воображении она видела себя сидящей у окна, украшенной драгоценностями тети Гермины, и все годы смотрящей на сонную улицу. Никогда перед ней не распахнутся двери замкнутого дома, никогда она не выйдет на свободу. И она так же, как дядя, будет погружена в массу толстых книг. И она так же, как тетя Гермина, будет сверкать драгоценностями, и дяди и тети в странных одеждах будут взирать на нее из позолоченных рамок.
– Иоанна, почему ты не поднимаешься в твою комнату?
– Что ты ей не даешь покоя, Артур?
– Дочь у меня бунтовщица, – улыбается его брат.
– Ага! – дядя всматривается в Иоанну своими голубыми, такими добрыми глазами.
Все двери вдоль длинного коридора заперты. Безмолвие. Только слышно тяжелое топтание туфель «девушки» в кухне. Спиральная лестница скрипит, словно давно ее ступенек не касалась нога человека. Дверь комнаты бабушки полуоткрыта. Иоанна направляется туда.