Смерть призрака
Шрифт:
Кэмпион огляделся, и они снова спустились вниз. Пройдя через крошечную кухню, они вышли в заросший сорняками двор и вошли в студию.
Когда-то прекрасная душевая была лишь слегка переоборудована. Медный котел и большой открытый очаг сохранились, так же как и пол, выложенный теплым розовым кирпичом. Единственным изменением здесь были, по-видимому, большое окно, пробитое в черепичной крыше, и деревянные подмостки под ним.
Но здесь были еще две огромные секции от гигантского викторианского гардероба, поставленные по обе стороны от очага. Двери обеих секций были открыты и демонстрировали абсолютно пустое нутро этих хранилищ.
— Прелестно, не правда
Отработанно-протяжная фраза отвлекла Кэмпиона от созерцания пустынных шкафов.
— Да, прекрасно, — согласился он.
— И не холодно, — неожиданно добавил Макс, — совсем не холодно. Загляни-ка в очаг.
Мистер Кэмпион проследил за направлением изящной руки и уткнулся взглядом в крушение своих надежд.
Огромный очаг старинной конструкции состоял из камеры с квадратным основанием, завершающейся дымоходом. Сам огонь разжигался в большой железной корзине, встроенной в камеру.
Все прямоугольное пространство очага было завалено массой сгоревшей серой и черной бумаги, и дымоход еще хранил тепло, излучаемое остатками тлеющих клочков.
— Что-то уничтожено? — уныло спросил Кэмпион. Макс встретил его взгляд. Он был искренне счастлив.
— Все, — сказал он. И, понизив голос почти до шепота, добавил полушутя-полусерьезно: — Все мои грехи, дружище! Все мои грехи!
Затем, вернув своей речи деловые интонации, он спросил:
— Так когда же вы хотите вступить во владение помещением? Всего пять шиллингов в неделю. Платить будете Рэвенсу. Вы же не скажете, что я вас обобрал, мой дорогой друг? Если вы собираетесь заплатить вперед, я сдам вам этот дом. Подвезите меня к дому Рэвенса, это у самой дороги. Я там оставил машину, а сюда пошел полем.
Мистер Кэмпион покорно поплелся к своему автомобилю.
На Лондонской дороге новый спортивный «кар» Макса оторвался от «бентли», развив скорость до восьмидесяти миль, в то время как мистер Кэмпион ехал медленно и очень осторожно. Он раздумывал, сидя за рулем.
Последняя соломинка надежды на арест Макса была уничтожена и, быть может, всего за какой-то час до его приезда. Более того, его еще принудили заплатить за «белого слона»! Макс в этот день оказался победителем.
И все же вечером Кэмпион получил записку от Фастиена, которая внушила ему какую-то далекую надежду. Макс писал, что было бы прекрасно, если бы они как-нибудь вдвоем отведали коктейль.
Глава 22
Приглашение
— Я уже говорила Бэлл, я говорила ей, мистер Кэмпион, и повторю это снова и снова, что она должна сосредоточиться на своей высшей сущности и настроить себя в унисон с Космической Вселенной. И тогда ее аура вернется к своим натуральным оттенкам голубого и розового, все станет на место и будет прекрасно!
Донна Беатрис, изложив свое имбецильное кредо, откинулась назад в высоком обитом парчой кресле возле окна в спальне Бэлл и блаженно заулыбалась. Она всем своим видом выражала полное соответствие себя, солнечных лучей и своего монолога представлению о человеческой гармонии.
Бэлл полусидела на своей датской кровати с шалью на плечах и хрустящим белым чепцом на голове. На одеяле было разбросано несколько писем.
Кэмпион, сидевший на стуле недавно ушедшего доктора, покачал головой, разглядывая ее пылающие щеки и неестественно блестящие глаза.
— Вам надо хоть немного поспать, — сказал он. — Отошлите всех посетителей и не принимайте никого. И откажитесь от всех деловых забот. Позабудьте о них!
Бэлл сверкнула на него глазами, как непослушное пухлое дитя.
— Не вас же мне выгнать, Алберт! — возразила
5
Пай (руе или pie) — пирог, пирожок. Mince — одновременно «начинка» (англ.) и «тонкий» (фр.).
— Я не могу оставаться в комнате с такой аурой, — заявила донна Беатрис — Это меня просто душит.
Она величественно прошествовала к выходу, испустив тяжелый вздох перед тем, как закрыть за собой дверь.
— Ох, слава богу! — раздраженно проворчала миссис Лафкадио. — Эта женщина абсолютно ненормальная!
— Но почему бы вам от нее не избавиться? — не без логики осведомился мистер Кэмпион.
— Совсем?
— Именно. Отошлите ее куда-нибудь подальше. Это же очень тяжело — жить с леди, имеющей такие… э-э… убеждения!
— О нет, я этого не смогла бы сделать! — Она молодо посмотрела на него из-под накрахмаленного органди. — Она моя бедная старая подружка. И здесь вся ее жизнь. Джонни ей внушил какую-то липовую концепцию ее личности, и она с тех пор потеряла все ориентиры и вовсе сбилась с толку. Умирая, он сказал мне: «Бэлл, дорогая, не оставляй эту несчастную глупую Беатрис. Сделай это ради меня! Она ведь была так хороша когда-то! Нет, нет, я не могу ее отослать, но я рада, что она вышла из комнаты. А теперь, Алберт, вы должны всем им сказать, что я в полном порядке, отвезти меня в вашем автомобиле на Бонд Стрит и помочь забрать те холсты. Джонни бы ни секунды не колебался.
— Нет, Бэлл, вы не сможете этого сделать! — Мистер Кэмпион выглядел смущенным. — Вы должны предоставить вести это дело адвокатам, сами же сейчас должны поспать, иначе вы умрете.
— Чепуха, — отпарировала миссис Лафкадио. — Если бы Джонни был здесь, мы бы получили картины, продали их за сколько-нибудь и отправились на Капри тратить деньги. Я бы летом валялась на солнце, слушала бы его байки и вносила в них поправки. — Она помолчала немного и вдруг рассмеялась. — Впадаю в детство, дружок! Я отдаю себе полный отчет в том, что сейчас, когда я стара, все обстоит совсем иначе. И все же я забываю об этом, когда бросаюсь в бой. Алберт, помогите мне советом. Как мне быть? — Она откинулась на подушки, и лихорадочный румянец постепенно начал исчезать с ее щек. Теперь стало заметно, как она побледнела и осунулась. — Я не могу все возложить на адвокатов, — пожаловалась она, — потому что они советуют оставить его в покое. Видите ли, во всем этом есть какая-то неразбериха. Ведь Джонни полагал, что я буду иметь дело со стариком Салмоном, которого очень любил, и поэтому не оформил все как надо, а теперь, изучив все обстоятельства, адвокаты решили, что мы оба — Макс и я — одинаково ответственны за судьбу картин. Он не может ступить и шага без меня, а я не могу ничего предпринять без его согласия. И все это так досадно и скучно!