Смерть ростовщика
Шрифт:
– Что же вы не заведете чалму поменьше? И материи пошло бы не так много, и стирать легче. Ну, и на мыле скопили бы себе состояние!
– Эх, что вы понимаете! Моя чалма не простая, – без тени улыбки ответил Кори Ишкамба, – она помогает мне и на свадьбах получше угоститься, и на похоронах получить кусок ткани побольше. Когда я в такой чалме являюсь на похороны, то мне дают по два аршина бязи или ситца, хотя всем другим отрывают по одному. А на свадебном пиру предо мной ставят блюдо побольше и плов накладывают пожирнее да с мясом.
Разговаривая,
– Кто вас не знает, тот не пригласит ни на свадьбу, ни на похороны, а кто знает, тот встретит так, как найдет нужным: не поглядит на размеры вашей чалмы. Так зачем же тратить лишнюю ткань?
– Ну и простак же вы, братец! Ежели б я довольствовался тем, что получаю на тех поминках, на которые меня приглашают, я и за бритье не мог бы заплатить! Полуденную молитву я совершаю в мечети Диванбеги. Каждого покойника, которого туда приносят, – знаком он был мне или нет, – я провожаю до могилы и получаю свою долю!
– Не так-то уж много вы тратите на бритье, чтобы стоило беспокоиться о деньгах! – сказал с усмешкой парикмахер, смачивая водой и массируя ему голову. – Люди бреются по два раза в неделю, а вы – раз в два месяца, да и то платите половину.
Эти слова заставили меня внимательно взглянуть на голову Кори Ишкамбы. Волосы у него действительно отросли, как у заключенных в эмирском зиндане [4], и спутанными прядями покрывали лоб, виски, затылок, сплетаясь с бородой, как нити основы и утка. На темени виднелась плешь величиной с ладонь.
Замечание парикмахера, видимо, сильно задело Кори Ишкамбу. Он высвободил свою голову из его рук и, взглянув ему в глаза, проговорил с обидой в голосе:
– Брею я голову каждую неделю или раз в два месяца – это мое дело. Длинные у меня волосы или короткие – вы все равно проводите бритвой только один раз. Когда вы снимаете волосы подлиннее, вам не приходится лишний раз проводить бритвой по одному и тому же месту. А если я плачу меньше других – так и на это зря обижаетесь: сами видите – половину моей головы занимает плешь, по ней вы совсем не водите бритвой! Надо же принять это во внимание!
Вероятно, желая успокоить Кори Ишкамбу, мастер мягко сказал:
– Я ведь только пошутил. Мало ли дадите, много ли, дядюшка Кори, все равно приму ваши деньги с признательностью и буду считать их благословенными.
Кончив брить голову Кори Ишкамбе, парикмахер сиял с его шеи полотенце и стряхнул волосы в ящик. Он собирался повязать полотенце снова, чтобы, смочив голову, соскоблить бритвой грязь с кожи, но Кори Ишкамба остановил его:
– Не надо, подровняйте немного усы, и хватит. Мне некогда, я спешу!
– Торопитесь на чьи-нибудь похороны? – спросил мастер.
– Нет, – не поняв скрытой иронии, возразил Кори Ишкамба. – Если и случится попасть сегодня на похороны, то не раньше полудня. – Он взглянул на стенные часы. – А сейчас всего десять.
– Что же за
Кори Ишкамба опять не заметил издевки. Он ответил серьезно и спокойно:
– Дело в том, что как раз в это время в банке завтракают. Стоит опоздать, и я лишусь вкусного сладкого чая.
Весь этот разговор вызвал у меня сильное недоумение. У этого человека несколько собственных худжр в медресе, – рассуждал я, – почему же он экономит даже ничтожную мелочь на бритье, рассчитывает на дары, раздаваемые на похоронах незнакомых ему людей? А если он нищий и мой приятель просто подшутил надо мной, сказав, что он может сдать худжру, как же в таком случае Кори Ишкамба притязает на знакомство со служащими банка, даже ходит к ним пить чай?.. Ну, да ладно, если даже приятель решил разыграть меня, все равно тип мне попался презабавный. Стоит понаблюдать за этим человеком, узнать его повадки, послушать его разговоры. Для меня, любителя разгадывать странные характеры, это настоящая находка. Не беда, если у него нет худжры или он не захочет сдать ее, – он и сам по себе представляет для меня большой интерес. Послежу за ним, выясню, что за птица. Разговор о жилье послужит поводом для знакомства.
Кори Ишкамба еле дождался, пока мастер кончил подстригать ему усы. Едва тот снял с его шеи полотенце, как толстяк, сопя, поднялся со скамейки, схватил свою чалму, напялил на голову и поспешно вышел.
– Эй, дядюшка Кори, а деньги! – закричал ему вслед парикмахер.
Но Кори Ишкамба, не останавливаясь, бросил через плечо:
– В следующий раз заплачу сразу за два бритья. – И он так быстро скрылся в толпе, что мне пришлось отказаться от мысли познакомиться с ним в этот раз.
Долго еще бродил я потом по улицам вдоль лавок, но увидеть его мне так и не довелось.
III
На другой день, после того как я наблюдал за Кори Ишкамбой у парикмахера, я решил поискать его и непременно с ним познакомиться. Обойдя водоем Диванбеги, я попал на улицу торговцев тканями, которая тянулась от водоема и мечети Диванбеги на восток. Внимательно оглядев улицу до самого перекрестка и не найдя того, кого искал, я отправился дальше, к рядам торговцев фарфором. Ряды эти, начинаясь от улицы продавцов тканями, тянулись к северу.
Не пройдя и десяти шагов, я увидел Кори Ишкамбу; он сидел на суфе у лавки продавца фарфора. Пройдя немного дальше, я также присел у закрытой лавки на другой стороне улицы и, не подавая вида, что интересуюсь Кори Ишкамбой, стал следить за каждым его движением, как кошка, подстерегающая мышь.
Толстяк и хозяин лавки пили чай. Мимо проходил торговец лепешками. На голове он нес корзину, в руках – другую. Зазывая покупателей, лепешечник кричал:
– Горячие, горячие, руки обжигают! Не из муки они – из чистого сахара, замешаны не на воде – на масле, не отведаете – пожалеете!