Смерть - штука тонкая. Афера Хавьера. Экстренный выпуск
Шрифт:
— Потом. Сейчас я стараюсь удовлетворить твое любопытство. Не хочешь послушать скетч «Да Силва, лихой детектив», а?
— А у меня есть выбор?
— Ни малейшего.
— Ну, тогда…
Да Силва отечески ему улыбнулся и продолжил свою историю. Добравшись наконец до финала, он глубоко вздохнул.
— Согласен, если бы радио не подвело, я бы ее не потерял и не был сейчас в таком дурацком положении. Портье мне ничего существенного не сказал.
— Если ему можно верить. Знаешь, большие чаевые…
Да Силва упрямо покачал головой.
— Я ему верю. У него была еще не разобрана почта, и он как будто не лгал.
— Ты имеешь в виду, портье казался честным?
— Нет, просто боится полиции.
— Ладно, — кивнул Вильсон, — у тебя все-таки остается Джон Доу.
— Верно, наш юный Жоао Фулано никуда не денется.
— И если предположить, что Клаудио Фонзека согласится сотрудничать, а я уверен, убедить его ты сумеешь, у тебя будет место приютить нашего любителя приключений на несколько дней.
— Совершенно верно.
— Остается только один вопрос.
— Только один?
— В данный момент — да. Почему понадобился таксист? Я имею в виду, таксист из Кататумбы? Все, что она хотела — это одолжить на три-четыре дня какую-то лачугу. Зачем ей именно таксист?
Да Силва пристально посмотрел на него и рассмеялся.
Короткий резкий звонок сообщил о появлении лейтенанта Перейры, который экономил на всем, включая дверные звонки. Человек, возникший в проеме двери рядом с лейтенантом, долю секунды поколебался, а потом стремительно вошел в квартиру с сердитой миной на лице. Он дернул рукой, как бы освобождаясь от хватки Перейры, хотя лейтенант его и не касался, и прошел к бару. Это был коренастый мужчина с массивными плечами, тяжелыми руками и выпуклой, как бочонок, грудью, будто накачанной насосом. Глубокий шрам от прошлых разборок стягивал одну сторону лица. Он покрутил головой.
— Где он? Где да Силва?
Да Силва улыбнулся.
— Не говори мне, что ты так скоро меня забыл.
— Я не узнал вас, — смутился Фонзека. — Что, черт возьми, вы от меня хотите? Карнавала до следующего месяца не будет. — Он вдруг вспомнил давнюю обиду. — Ладно, да Силва, в чем дело?
Голос звучал резко и скрипуче, словно нож, изувечивший его лицо, распорол и голосовые связки.
— У вас ни черта на меня нет, и мы оба это знаем. А если вы хотите поговорить со мной, зачем тащить меня сюда? У вас есть офис в городе.
— Расслабься, Клаудио, — улыбнулся да Силва. — Уверен, лейтенант тебе объяснил, что это сугубо неофициальный визит. — Он приглашающе кивнул. — Налей себе.
Вильсон едва собрался взять в баре еще стакан, как Фонзека, все еще подозрительно косясь по сторонам, откупорил бутылку и поднес ее к губам. Он сделал глоток, остановился, чтобы вздохнуть, снова глотнул и поставил бутылку обратно. Ничто не показывало, что алкоголь ослабил его подозрительность или обиду. Но больше всего взбесило Вильсона, что он и виду не подал, что оценил качество спиртного, которое заглатывал. Фонзека вытер губы, все еще хмурясь.
— Ладно, да Силва. Что вы затеваете?
Да Силва откинулся назад, спокойно его рассматривая.
— Как тебе понравится приличная сумма денег и короткий отпуск? С женой и всей семьей?
— У меня нет ни семьи, ни жены. Вы это знаете.
— Я не видел тебя несколько месяцев; откуда мне знать? Ну, тогда с подружкой. Скажем, неделька в Петрополисе? Приятная прохлада в такую жару… С оплатой всех расходов. И достаточно далеко, чтобы уберечь тебя от неприятностей.
— А с какой стати вы меня собираетесь облагодетельствовать? — Фонзека воинственно уставился на капитана. — Мне пока хватает, и не хочу я ваших денег, да Силва.
Да Силва внимательно его изучал.
— А я не вижу, почему бы нет. Все, что мне нужно — попользоваться некоторое время твоей лачугой в Кататумбе. Самое большее — четыре дня.
Фонзека искренне удивился.
— Не нужны мне ваши деньги. Я понял, вы планируете рейд и собираетесь использовать мою лачугу, как наблюдательный пункт. — Мысль была настолько идиотской, что капитан чуть не рассмеялся. — Шутите! Знаете, сколько я протяну, если клюну на ваше предложение? Меня выловят из канавы в ближайшие двадцать четыре часа. Неужели, по-вашему, я полный идиот?
— А я, по-твоему? — возмутился да Силва. — Если бы речь шла об этом, пошел бы я к кому-нибудь, кто знает, что я полицейский? Я выбрал бы кого-нибудь без перечня судимостей длиной в милю, да и историю придумал бы получше!
— Вы никакой истории не рассказали, ни хорошей, ни плохой, — буркнул Фонзека, подтащил поближе табурет и сел лицом к да Силва, вновь потянувшись за бутылкой. На этот раз, судя по мине на лице, он все же осознал, что пьет что-то получше своего обычного репертуара. — В чем идея?
Да Силва покосился на обезображенное шрамом лицо и вздохнул.
— Теперь я помню, что не говорил. И, полагаю, не скажу. Но это не то, о чем ты думаешь. Никто в трущобах замешан не будет, слово даю.
Фонзека нахмурился. Если да Силва дает слово, можно положить его в банк и получать проценты. Он был жестокий, беспощадный сукин сын, но в этом отношении безупречно честен. Беда в том, что он не всегда дает слово, но когда дал, этому меченому оспой ублюдку можно верить.
Да Силва подавил улыбку. Он почти видеть, как маленькие шестеренки скрежещут в голове Фонзеки, и терпеливо ждал, пока все станет на место.
— Ты не единственный, у кого в Кататумбе есть хибара. Поэтому решай живее, нужны ли тебе хорошие деньги.
— Хорошие?
— Достаточно хорошие. Пятьсот конто…
«Какого черта, — подумал да Силва, — не будь скупердяем, не твои деньги!»
— Даже тысячу конто.
Фонзека еще больше нахмурился.
— И никаких неприятностей? Тысячу конто? Не верю.
— Лучше поверь, — посоветовал да Силва, — даю слово.
— Конечно, но…
— Никаких но, — смуглый детектив раскинул руки. — Послушай, Клаудио, я дал тебе слово только за себя, а что решит Господь — не в моей власти.