Смерть - штука тонкая. Афера Хавьера. Экстренный выпуск
Шрифт:
Фонзека помедлил, размышляя, и кивнул.
— Заметано.
И осушил до дна бутылку, словно ставя печать под уговором.
— Хорошо, — спокойно кивнул да Силва и чуть расслабился. — Очень хорошо. Давай поднимемся в Кататумбу и ты покажешь мне свою лачугу.
Он заметил взгляд, который Фонзека бросил на Перейру, и все понял.
— Нет, без него; он слишком хорошо одет. И за милю видно, что он полицейский. Он подождет нас здесь и потом отвезет тебя назад.
Жестом удерживая Фонзеку на месте, капитан перекинулся с Перейрой парой слов. Подозрения на минуту всколыхнулись в Фонзеке, но тут же улеглись, и он пожал плечами. Если не будет неприятностей в трущобах, все остальное к черту. Тысяча конто — куча денег.
— Эй, да Силва, а как насчет денег?
Капитан сунул руку в карман и вытащил пачку денег, полученных от девушки, надеясь, что та была в ладах с арифметикой.
— Здесь пятьдесят два конто. Когда вы с лейтенантом поедете в город, получишь остальное.
— Хорошо.
Фонзека очевидно понял, что никто его не собирается обманывать, и сгреб пачку в карман, не считая.
— А в Кататумбе как мне объяснить…
— Что объяснить? Что и когда ты хоть кому-то объяснял? — парировал да Силва. — Если кто спросит, скажи, что я твой дед: я слишком молод, чтобы быть твоей бабушкой.
Выбора у Фонзеки не было, хотя один вопрос еще оставался. Ткнув пальцем в сторону Вильсона, он спросил:
— А он? Он тоже едет?
— Тоже, — поспешно заявил Вильсон и повернулся к да Силве. — Зе, я всегда хотел взглянуть на трущобы изнутри… — Он перешел на английский.
— Знаю, — кивнул да Силва, задумчиво глядя на него.
Фонзека подозрительно нахмурился при звуках чужого языка; да Силва посмотрел на человека со шрамом почти сочувственно, потом взглянул на Вильсона.
— Все американцы — от туристов до проживающих в Бразилии лет по двадцать — хотели бы побывать в подлинных трущобах, настоящих фавелах Рио, но только большинство боится. И не без оснований.
Он слабо улыбнулся и язвительно добавил:
— Видимо, чувствуют, что наши трущобы куда колоритнее, чем в Нью-Йорке или Детройте; но, честно говоря, я все их видел, и разницы особой нет, конечно, исключая то, что у трущоб в Рио одно большое преимущество.
Вильсон, набычившись, уставился на него.
— Какое?
Да Силва улыбнулся далеко не искренней улыбкой.
— Наши трущобы населены нами. Тогда как в Вашингтоне, или Кливленде, или Буффало — вами.
Вильсон уставился на него, осознавая, что да Силва прежде всего был бразильцем с обостренной национальной гордостью, и лишь потом — его другом. И сдержал аргументы, уже готовые сорваться с губ, стараясь не вступать в конфликт.
Да Силва долго вызывающе изучал бледное скованное лицо, потом повернулся к Фонзеке.
— Он пойдет с нами. Ты готов? Тогда пошли.
Глава 7
В квартиру Вильсона они вернулись уже под вечер. Солнце уже спускалось за вершину Корковадо, отбрасывая длинные неровные тени на стены и воды залива. Лишь короткие сумерки отделяли тропический вечер от ночи.
В тесной кабине лифта никто не нарушил молчания. Вильсон открыл дверь квартиры, включил свет и направился к бару, чтобы достать непочатую бутылку коньяку. Он отвернул пробку и налил себе хорошую порцию.
— Осталось только две.
Пустая, слабая замена нужных слов…
Он двинулся к окну, бездумно глядя на сгущавшиеся сумерки.
Слева на фоне призрачного заката рисовался четкий силуэт горы Карбитос и наверху — фавелы Кататумба. Трущобы поднимались по склону, заполняя каждую расщелину хибарами, покрывая каждый выступ лачугами из ржавой жести. Дряхлые лачуги жались одна к другой, ища поддержки в общей нищете. Верхним хибаркам еще доставались последние лучи заходящего солнца, и расплющенные банки из-под керосина, служившие стенами, блестели, как серебряная чешуя. Ниже, где у подножья сгущались тени, уже мелькали огни электрических ламп, раскачивавшихся на провисших проводах, образовавших хаос перепутанных гирлянд.
Подключение к энергосистеме производилось совершенно незаконно, но с молчаливого попустительства городских властей и энергетической компании. Муниципалитету и промышленникам обходилось это не так уж дорого, во всяком случае, дешевле самоубийственной попытки отключения…
Вильсон поднял бокал, сделал большой глоток, содрогнулся всем телом и перевел дух. Лицо его казалось другу чужим и мертвым. Заговорив, Вильсон старался, чтобы голос звучал скорее заинтересовано, чем потрясенно.
— Как люди могут так жить, Зе?
— Как? — недоуменно переспросил да Силва. Он долго наблюдал, как Вильсон смотрит на трущобы, и устал от этого. Капитан вытащил табурет из-под стойки бара и уселся, зацепившись каблуками за перекладину. Он подтянул к себе бокал с коньяком и взболтал его. — А как они должны жить?
— Такая вонь! Открытые сточные канавы, повсюду мусор, грязь! Такие лица…
Да Силва крутнул пробку на бутылке, и та, как пьяная, закачалась от его яростной силы. Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, и взял бокал, рассматривая его содержимое.
— Давно ты в Бразилии, Вильсон?
— Семь… нет, шесть лет.
— И за шесть лет впервые понял, что такое на самом деле эти трущобы?
— Да, — Вильсон смотрел ему прямо в глаза.
— О-о…
Да Силва выпил, поставил бокал и крутнул его. Он выглядел устало, злость прошла.
— Ну, тогда трудно объяснить.
— Не то, чтобы я не видел их, — пояснил Вильсон. — Конечно, видел вдоль дороги, вдоль Авенида ду Бразил, но совсем другое дело, когда ты там, внутри.
Он смотрел в густую тьму, отделявшую его уютную квартиру от Кататумбы. Там уже неумолчно звенели цикады, беспорядочные гирлянды голых лампочек взбирались в гору, рассекая сгущавшиеся тени.
— Конечно, я видел такие трущобы в кино. Я видел… — он умолк.
Да Силва слабо улыбнулся.
— Что ты видел? «Черного Орфея»? В лачуге наподобие швейцарского шале в горах прекрасного штата Гуанабара, со всеми удобствами, за исключением, пожалуй, биде для восхитительной сексуальной красавицы? Счастливые смеющиеся люди и талантливые крепкие здоровые ребятишки, играющие на гитаре, весь день поющие и танцующие? Да, они в лохмотьях, но свежевыстиранных; да, босиком, но кому нужна обувь в превосходном климате, при бесконечном солнечном тепле? Кому нужны туфли на этих гладких скалах?