Смертоносный груз «Гильдеборг»
Шрифт:
Шофер, со вспотевшим лицом, снова завел мотор. Мотор заработал на минуту и утих. Парни поспешно исчезла в полумраке столовой.
— Одни болваны, всюду только одни болваны! — бесился шеф. — Мне срочно нужно в Мтоко, сколько я еще буду ждать?
Там у него была черная девка, и каждый вечер он заезжал к ней.
Шофер с отчаянием искал неполадку. Я понял, в чем уязвима армия Гофмана: здесь не было специалистов, он не имел и технического персонала. Большинство в отряде составляли люди, которые никогда не работали. Умели только то, чему научились на войне или на тренировках. Управлять бронетранспортером — да, но сменить втулки или амортизаторы — это было сверх их сил. Пилоты вертолетов одновременно работали и механиками, они оплачивались лучше всех в корпусе. Лучше, чем офицеры.
— Засорился бензопровод, — сказал наконец шофер. — Я не могу с этим ничего сделать, там масса грязи, все нужно вычистить.
— Уже два джипа не на ходу, — орал капитан. — При первой же акции взять их на буксир и расстрелять, иначе не получим новые. Подготовь бронетранспортер!
Его решение отправиться в Мтоко на бронетранспортере было непреклонным.
— Что здесь болтаешься, — набросился он на меня. — Все вы одинаковы, болваны!
— Шеф, — сказал я, — испорчена мембрана бензонасоса. Нужно сменить насос, можно его взять у тех джипов, которые не на ходу.
Мгновение он смотрел на меня.
— Сколько — это будет длиться? — спросил он.
— Десять минут, если будет тот же тип двигателя.
— Выполняйте!
Он уже мне не «тыкал».
— Слушаюсь, капитан!
Через четверть часа джип увозил его к черной красотке,
— Вы тот, новый? — спросил он, когда мотор завелся и заработал без перебоев. Я кивнул. — Но если он у меня сдохнет по дороге, срежу вам премию!
Ворота открылись, патруль у пулемета на сторожевой вышке поднял руки в знак приветствия.
Резко похолодало. Вечер наступил так, будто шквалом погасило лампу. Я с удовольствием влез под одеяло. Джон Тенсер уже лежал. Я заметил, каким он был уставшим. С автоматом на шее бег за бронетранспортером не так уж прост. Остальные заканчивали день в столовой. Думали, что еще раз — веселятся, верили этому. Радиокомбайн играл вовсю, мы слышали трубы и барабаны даже на казарменной койке.
Тенсер приоткрыл глаза и слабо усмехнулся.
— Сыт этим по горло, а?
Я кивнул. Мы впервые остались наедине. Теперь появилась возможность, которую я ждал уже несколько дней.
— Как ты думаешь, можно достать в Солсбери фальшивые документы? спросил я прямо. Это был единственный человек, который разбирался в подобных вещах.
— Думаю, что нет, — ответил он тихо. — У меня здесь нет никаких связей, а без них не получится. Уйти можно и без документов,
— Но не в Европу, — вздохнул я.
— В Европу нет, это не выйдет, — И он повернулся на другой бок, больше мы не разговаривали. Трубы и рев пьяных голосов. Я тоже должен однажды порядочно нализаться и забыть обо всем,
Мне показалось, что на дворе начинает светать, но оказалось, что это был огромный месяц. Темно-зеленый. Бог его знает, откуда у него взялся такой цвет. Цвет джунглей в долине реки Замбези. Уже бежит четвертая неделя тренировок. Это много или мало? Как — примерно — я буду смотреть на все через год или два, что со мною будет через пять лет? Или меня завтра где-нибудь закопают? Или останусь лежать в высокой траве, и меня обглодают дикие звери? Как страстно я желал бы вернуться… но не могу, я за решеткой. За решеткой джунглей, пустынь и рек, за колючей проволокой базы под чужими тропиками на самом дне черного континента. Но почему вернуться должен именно я, сколько людей тут останется, почему я прошу у судьбы исключения?
Сирена дико завыла.
Я вскочил. Тревога! Глубокая ночь или уже утро! Дежурные взводы выбегали из казарм и неслись к бронетранспортерам. «Алоетте» с десантом в этот момент поднимался в воздух.
— Давай! Давай! Поднажмите, ребята! — орал сержант Маретти от пулемета. Мы ввалились в кузов каждый на свое место. Как новички, мы должны были участвовать во всех ночных акциях, чтобы набраться опыта. С вертолета отдавал приказы поручик Беневенто, руководивший всем патрульным отрядом.
В долине реки Мазое — приблизительно сорок километров — группа партизан после полуночи напала на ферму белых. Воздушный десант мог прибыть на место примерно через пятнадцать минут. Транспортеры — самое раннее через час.
Гул моторов разбудил спящую саванну, У нас еще было время, мы еще могли следить за тенями убегающих зверей и огромными незнакомыми звездами на ясном небосклоне или просто дремать с прикрытыми глазами.
Никто не говорил. Темнота была ясной и редкой, пронизанной лунным светом. Мы ехали с погашенными фарами. Машина качалась и подпрыгивала, оставляя сзади широкую полосу примятой травы, а перед нами — непроницаемый волнистый океан. Если на местности будет овраг или вывороченный одинокий ствол дерева, его никто не заметит. Наедем на полной скорости, и не поможет даже стальная обшивка. Командиры машин определяли направление только по компасу. Мы прижались друг к другу и застегнули воротнички рубашек. Холод немилосердно пробирался к телу. Никто не думал о предстоящем столкновении, о бое или смерти.
Если десант прибудет на место вовремя, партизаны отступят, если прибудет позднее, все равно они уже уйдут. Мы обязаны как следует прочесать окрестности, но до рассвета мы не слезем с машин, так как в густых зарослях, на кукурузных или табачных плантациях, легко нарваться на засаду. Большинство ночных акций кончалось одинаково.
Я вспомнил Гута, попытался его представить рядом с собой, но мне это не удалось. В такой ситуации я не мог его себе представить.
— Горит, — тихо сказал Маретти. — Все уже, вероятно, кончено.
Мы подняли головы. На северо-востоке дрожало желтое сияние. Мы выезжали из саванны. Здесь начиналась широкая долина реки. Машина увеличила скорость. Потом послышался сигнал вызова радиостанции. Сержант надел наушники и бесстрастным голосом отвечал:
— Да, да, понимаю. Слушаюсь… — Мы ехали колонной — пять темных грозных силуэтов, семьдесят человек личного состава. Две машины перед нами изменили направление. — Приготовиться! — приказал Маретти. — Еще идет бой. Мы продолжаем движение прямо к ферме, а те две машины заблокируют левый берег реки, чтобы противник не мог уйти.