Смотри на меня
Шрифт:
— Входите, дети, — говорит папа, — приглашая в квартиру.
Я беру Егора за руку. Если честно, мне хочется убежать отсюда. В груди клокочет обида, уж слишком она ещё свежа.
Но Вертинский сжимает мою ладонь и уверенно входит, глядя на папу прямо и открыто.
— Мы просим у вас прощения, дети, — говорит папа. Вижу, что он волнуется — венка на лбу у него пульсирует быстро. — Мы допустили ошибку. Грубую и жестокую, и нам с Ольгой очень жаль. Правда, очень.
На последних словах у папы голос хрипит и он смущённо покашливает
У меня сжимается сердце от их искреннего раскаяния и слёз, но обманутая маленькая девочка внутри по прежнему обижена и разочарована.
— Юль… — тихо всхлипывает мама.
Но я всё равно не могу пересилить себя и обнять её. За меня это делает Егор. Он приобнимает маму за плечо, чуть сжав, а она уже обхватывает его за шею.
— Прости, наш мальчик, — всхлипывает она.
— Ладно, тёть Оль, наладится как-то. Ну не плачьте.
— Пойдёмте уже к столу, — мама отстраняется и вытирает слёзы, — а то всё остывает же.
— Для этого и приехали, — шутит Вертинский, и обстановка немного разряжается.
Мама судорожно, но с облегчением выдыхает и улыбается, взглянув на меня. Я пока предпочитаю не взаимодействовать. Родители понимают и не настаивают, сконцентрировавшись на Егоре. Спасибо им за это.
Проходим в гостиную, где мама накрыла стол. Кухня всегда была её полем для творчества, но сегодня, уверена, она особенно постаралась.
И так хочется нежно обнять её, отблагодарить, вытереть слёзы на любимом лице, как буквально несколько дней назад, но внутри будто кто по тормозам бьёт, напоминая, что за два года она не раз видела мои слёзы и утереть их правдой не спешила. Я не особо с ними делилась, было так горько, что погружать в это ещё и родителей я не хотела. Но ведь она моя мама! Она видела всё и понимала. О чём думала? Что само как-то рассосётся?
Подавив тяжёлый вздох, я сажусь на диван рядом с Егором у стола, ощущение будто не он пришёл к моим родителям, а я к его — настолько скована.
Папа предлагает вино или что-то покрепче. Егор отказывается, а я очень даже не против. Может, хоть немного отпустят эти клещи обиды, вцепившиеся в душу.
Мама с папой расспрашивают Егора о том, чем он сейчас занимается, закончил ли образование, чем интересуется и как планирует жизнь. Это не выглядит как собеседование, скорее просто интерес. Не знаю, что сейчас чувствует мой Вертинский, какого ему, зная, что натворили мои папа и мама, но он разговаривает с ними вполне открыто и дружелюбно.
Он с самого детства прибегал к нам, рос у них на глазах. Приходил к папе в гараж, что-то не раз помогал в саду, по многим вопросам спрашивал совета. А сколько раз мы вместе завтракали или ужинали. Мама всегда готовила на одну порцию больше, всегда учитывала соседского мальчишку, который, слыша запах пирога, обязательно забегал за какой-нибудь мелочью, но обязательно был усажен за стол.
Мама тоже участвует
Удивительно, но он даже не залаял на Егора, хотя эта милая собачка превращается в демона ада, завидев незнакомого человека, особенно мужчину. А тут выскочил и скулит, просит погладить и пожертвовать ему что-нибудь из тарелки.
А потом и вовсе набирается наглости и запрыгивает Вертинскому на колени.
— Бублик! — всплескивает руками мама. — Ну что за наглец! А-ну иди на своё место!
Пёсик прижимает уши и виновато смотрит на маму, а потом на Егора, но уже с надеждой.
— Давай, дружище, хозяйку надо слушать, — смеётся тот, а потом поворачивается ко мне и говорит: — Надо и нам завести собаку. Что думаешь?
— Я люблю собак, — но Егор это и так знает. — Но ей будет непросто жить на два дома.
— Это да, животное так мучать нельзя, — выдаёт задумчиво, а потом смотрит на меня и так же серьёзно продолжает. — Придётся съехаться. Вы же не против?
Последнюю фразу уже адресует родителям, те одновременно говорят, что только за, а я зависаю. Так неожиданно. Он ведь… только что предложил жить вместе.
— Если, конечно, Юля хочет, — добавляет папа и все трое поворачиваются ко мне.
— Мне нравятся спаниели, — отвечаю, ощущая, как внутри разливается тепло.
Мышцы спины расслабляются и я… улыбаюсь. Наконец искренне и с лёгкостью.
27
Кто бы знал, как приятно спать в крепких родных объятиях. Свернуться удобно, уткнувшись носом в широкую грудь и вдыхать родной запах. Будто отгораживаешься от всего мира, часто такого враждебного. И расслабляешься.
Или когда сильные мужские руки заключают в кокон безопасности, обнимая сзади и прижимая спиной. Так хорошо. Иногда немного неудобно, но так сладко и спокойно. И так легко дышать.
Именно так мы вчера и уснули, когда приехали от родителей. Не обсуждали предложение Егора, просто заехали ко мне за чистой одеждой, а потом вернулись к нему. И хоть были довольно уставшими, уже засыпали, посмотрев кино, но не смогли удержаться, чтобы снова не заняться любовью.
Утром я просыпаюсь от поцелуев. Слишком мокрых, но всё равно приятно. Егор целует меня в нос, верхнюю губу. Я потягиваюсь и улыбаюсь, мычу от удовольствия, даже не раскрыв глаза. А потом он лижет меня в щёку.
Стоп.
Распахиваю глаза и вижу Егора чуть дальше, он улыбается, едва сдерживая смех. И это совсем не он целовал меня, а потом лизнул щёку. Это маленький рыжий щенок с большими кудрявыми ушами и чёрными крупными бусинами-глазами и носом.
— Егор!
Меня захлёстывает такой горячий восторг, что я больше не могу вымолвить и слова, а вместо этого морщусь от резкого щекотания в носу и пытаюсь проморгать слёзы.
— Мы с ним уже час ждём, пока ты проснёшься. Вот не дождались.