Смута. Письма самозванки
Шрифт:
Зырян был не похож на знатного человека, но и впечатления черни тоже не производил.
– К царю я, Василию, – буркнул Зырян.
– По какому вопросу к царю-то? – Бородатый перестал скалиться.
– Дело личное! – рявкнул Зырян.
– Ну, не огрызайся! – осадил его бородатый.
– Дело у меня к Шуйскому, – повторил Зырян.
Бородатый и его спутник заинтересованно посмотрели на казака.
– Это ж какое у тебя дело к царю, казак? – переспросил бородач.
– Стоящее дело! – насмешливо бросил Зырян.
–
Зырян дернул за поводья коня и щелкнул рукоятью сабли в ножнах.
Бородатый весело рассмеялся.
– Да ты не бойся, казак, шутим мы, – усмехнулся бородатый мужик. – Боярин Стрешнев я. Если дело стоящее, к царю проведу. Нет – на конюшню отправлю! – хрипло рассмеялся боярин.
– Я тебе не смерд – на конюшню меня отправлять! – озверело бросил Зырян.
Боярин повел левой бровью, затем правой, словно прикидывая, в каком из стоящих перед ним сундуков злато-серебро лежит. А к сундукам этим этот вот не то казак, не то дворянин какой преградой встал.
– Дело стоящее. Богородицей клянусь! – Зырян перекрестился, глядя на надвратную икону.
– Ну, поезжай тогда за мной… – Бородатый боярин посторонился, пропуская казака вперед.
– А ты, Гордей, оставайся с караулом! – бросил боярин своему спутнику.
Зырян проехал сквозь ворота Чертольской башни Белого города. Доски в воротах были новые. С самых свежих досок, нагретых летним солнцем, тонкой струйкой сочилась и стекала коричневая смола.
«Торопились, видимо, заменить, – заметил Зырян. – Самозванец в любой момент может на Москву свои войска двинуть. Тут уж не только на Богородицу надейся, но и сам не плошай.
Какой лес на ворота поставили, так и держать будут, если проклятые ляхи пушки к самим воротам не подкатят».
Дозорные с пищалями и бердышами вальяжно прогуливались по кирпичной стене с зубцами, изредка выглядывая то наружу, то внутрь.
«Хороша у стрельцов служба, – думал про себя Зырян, – ходи туда-сюда, вперед-назад да посматривай, что там за стеной делается. Не мое!»
Зырян отчаянно мотнул головой. Бородатый боярин заметил это движение и нагнал его.
– Чего гривой-то машешь? – весело рассмеялся боярин, пристраивая своего коня рядом.
Зырян поморщился:
– Да вот смотрел на стрельцов, что в карауле на стенах.
Боярин прищурился:
– И что высмотрел?
– Не мое! – недовольно буркнул Зырян.
– А чего так? – cгоношился боярин. – Государству люди служат, царю! – добавил он, словно упрекая казака.
Зырян кивнул.
– Опять же, веру православную стерегут… – Боярин ткнул рукой в распирающий косматые облака купол колокольни Ивана Великого.
– А ты чем живешь? – спросил боярин. В его голосе уже звучали ноты раздражения. – Поди, грабил ты деревеньки московские, как многие из ваших казаков.
Зырян не удивился этому вопросу, но не подал виду. У многих людишек московских была обида на переметное казачество.
– Московитов не грабил! – буркнул Зырян. – На турков ходил, не скрою.
Боярин приосанился и заулыбался.
– Ляхов резал! – продолжил Зырян. – Московитов не трогал. Одна вера у нас.
Боярин, довольно улыбнувшись, хлопнул ладонью казака по колену.
– Да ты не серчай, казак! – довольно пробурчал боярин. – Время такое нынче: кто, откуда, зачем, все знать надобно.
Зырян, соглашаясь, кивнул. Впереди показались хоромы Шуйского.
– Небогато нынче царь живет!
Боярин глухо рассмеялся:
– Ты посмотри вокруг.
Вдоль стен Белого города вышагивали стрельцы. Мастеровые, матерясь, затягивали на крепостную стену железную литую пушку. Один конец пеньковой веревки накинули на дульный венок ствола, а второй – на виноградину у лафета.
– Тяни по команде, бесовское племя! – лютовал старик на стене с жидкой бороденкой. Его выпученные от злости глаза были готовы испепелить все вокруг.
– Дед, чего лютуешь? – крикнул боярин.
Старик соскочил, сорвал с себя шапку и низко поклонился.
– Не торопятся злыдни! – проревел он. – А у меня срок.
Боярин махнул рукой:
– Управитесь с Богом.
– Готовитесь к чему? – настороженно спросил Зырян.
Боярин высморкался и дернул поводья:
– Есть к чему готовиться.
– Царю грамотку от польского воеводы отдам, тогда и все узнаем.
Зырян вытащил из кафтана коричневый свиток с гербовым сургучом. Боярин дернулся назад. Конь, споткнувшись, замер.
– Врешь, – недоверчиво покачал головой боярин. – Ох, врешь, казак.
Зырян затолкал свиток обратно в полы кафтаны:
– Говорил же, боярин, Богородицей клянусь, дело к царю.
Боярин восторженно восклицал:
– Ай да казак, ай да казак!
Он вновь дернул поводья и остановил коня.
– А где взял письмо? – спросил он, заглядывая Зыряну прямо в глаза.
– Кто рано встает, тому бог дает. – Зырян весело рассмеялся. – У царя после узнаешь, боярин. Больше ничего не скажу.
Боярин цокнул языком и дернул поводья:
– Приехали уже.
Шуйский стоял у окна, но появление Стрешнева почувствовал сразу.
– Какие вести, боярин? – хрипло произнес царь.
Стрешнев, осторожно переступая сапогами по красному ковру, в тот же миг очутился подле Шуйского.
– Стены укрепляем, – пролепетал он. – Обоз пушек привезли с Новгорода. Шведский король прислал с эскадрой. Две недели назад разгрузились.
Шуйский кивнул.
Небо в Москве затянуло тугими темными тучами, которые, словно беременные бабы на торжище, обступили лавку с деревянными резными игрулями. Сквозь их колыхавшиеся юбки пробивались последние лучи солнца. В воздухе явно пахло хорошей грозой.