Смута. Письма самозванки
Шрифт:
Зырян первый раз видел нового царя. Тех, что раньше видел, были самозванцами. А природные цари кончились вместе с Федором Иоанновичем. Годуновы тоже вроде как цари законные были, но не по душе на Руси пришлись.
Шуйский стоял у окна, как громада, возвышаясь над тщедушным боярином Стрешневым. Одет был просто, не по-царски вовсе. На голове – скуфья, расшитая золотными нитями и жемчугом, и атласный халат с двуглавым орлом.
Ни сабли, ни пистолета за поясом не было. А первый самозванец всегда при оружии
Шуйский повернулся к двери.
«Взгляд недобрый», – подумал Зырян.
– Ты кто таков? – недовольно буркнул Шуйский, отворачиваясь.
Стрешнев ухватил царя за рукав:
– Письмо у него от польского короля.
– От кого? – пробасил Шуйский. Взгляд Шуйского переменился. – Брешешь ежели, на кол посажу.
Зырян поклонился.
– Говори, говори, – тайком закивал Стрешнев из-за спины Шуйского.
Зырян грубо смял шапку в руках. Пальцы вонзились в нее, словно когти орла в тушку несчастного кролика.
– Прости, государь, – тихо пробормотал казак. – Ротмистра польского в полон взял и письмо у него отнял.
Шуйский громко расхохотался:
– Ротмистра полонил? Видишь, Стрешнев, мы тут Москву от самозванца оборонять собрались, а тут казак один письмо от польского короля взял.
– Ну и что хочет Сигизмунд? – недоверчиво спросил Шуйский.
Зырян склонил голову и протянул свиток с печатью царю.
– Тебе, государь, вез. Сам не посмел.
Шуйский одобрительно кивнул:
– Это ты умно сделал, казак.
Шуйский сломал печать и развернул свиток.
– Писано на латыни, однако, – хекнул Шуйский.
Стрешнев улыбнулся:
– Ну а на каком языке, государь, им, еретикам, писать, акромя латынского.
Шуйский недобро сдвинул брови и пробежал глазами по свитку. Его морщинистое лицо оскалилось, и царь со злобой швырнул свиток на пол.
– Собирается Сигизмунд в поход на Москву.
Стрешнев переменился в лице. Ладони рук заходили в мелком треморе.
– Куда ему в поход-то. Стар уже, – выдавил боярин.
– Сам явится, собирается! – злобно бросил в ответ царь.
– Так у нас второй самозванец под Москвой стоит со всем войском. Куда уж более, – возразил Стрешнев.
– Писано, что придет Сигизмунд! – буркнул царь.
Шуйский воздел глаза к небу.
– Этого еще нам не хватало, – запричитал Стрешнев.
Зырян молча стоял в дверях, слушая разговоры царя, и нервно мял шапку в руках.
Шуйскому было чего опасаться. Царица Марина Юрьевна признала в новом самозванце своего первого мужа царя Димитрия. С этого момента для всего сброда, что съехался в Тушине под его знамена, он стал законным царем. А то, что на Москве царь есть, сброд этот и поляков мало волнует.
Из Тушина верные люди доносили, что самозванец совсем охамел. Собрался новый Кремль ставить и хоромы царские, как на Москве.
– Чего хочешь в награду, казак? – Шуйский повернулся к Зыряну.
– Чего казаку желать?! – усмехнулся Зырян.
Голова боярина Стрешнева показалась из-за спины царя. Стрешнев, видя нерешительность казака и имея желание получить свою долю, лихо закивал головой.
– Говори, казак, говори, – проникновенно зашептал он.
Зырян пожал плечами и буркнул:
– Все есть вроде – и воля, и конь, только кошель пуст. Нема грошей совсем.
Стрешнев хитро заулыбался.
– Будут тебе гроши, казак, – задумчиво ответил Шуйский. – Довезешь ли только до Дона своего?
Зырян кивнул:
– C Божьей помощью управлюсь.
Стрешнев наклонился к царю и что-то прошептал тому в ухо. Лицо Шуйского посветлело. На губах вылезла улыбка. Зырян насторожился. Удумал чего царь?
Шуйский прошел по палате, выглянул в распахнутое окно и сел на трон. Стрешнев тут же подскочил к царю.
– Гроши из казны казаку, боярин, за службу выдай, да не скупись, отпиши. – Зырян улыбнулся. – Однако деньги пока при себе оставь. Выдашь все, как вернется.
Казак испуганно уставился на царя. В голове завертелся хоровод чертей и ангелов.
«Что, куда, зачем?»
Шуйский открыл ларец подле трона.
– Отнесешь в Троице-Сергиеву лавру настоятелю лично в руки, – пояснил Шуйский, протягивая свиток.
– Так ляхи его осаждают, – возразил Зырян. – Как попасть-то туда?
Стрешнев выдвинулся вперед:
– Знали бы сами, такого лихого молодца не посылали бы.
Боярин загородил царя своей фигурой, давая понять, что аудиенция окончена. Стрешнев подхватил обескураженного казака за локоть и буквально вынес из зала.
– Денег на дорогу дам, – шептал он Зыряну, заталкивая казаку послание царя к настоятелю в карман. – Остальные деньги схороню и сверху еще добавлю. Дело государственное, – причитал боярин. – Лихой человек нужен. На постой определю. В кабак сходишь, девки на Москве ух какие. – Стрешнев потрепал казака за кафтан. – Завтра придешь после заутрени к моему двору, обкумекаем все.
Зырян нехотя кивнул. У беглого казака не было желания оставаться на Москве. Нужно было получить гроши, упрятать их в надежном месте и идти выручать Кочубейку.
Кабак стоял на самой окраине кузнечной слободы Замоскворечья. Слева в небольшом овраге струился ручей, справа начинались избы конюшенной слободы, приткнувшись своими ладными срубами почти к самой к крепостной стене Земляного города.
Кабатчик Зыков выкупил ладный пятистенок у купца Затулина. Сверху уложили еще с десяток рядов крепких бревен и прорезали в них окна, которые украсили резными наличниками.