Смута
Шрифт:
И лишь под утро засыпал.
Когда ж монах его будил,
Вставал с распухшей головой,
И молча, в церковь уходил,
Шатаясь, как старик больной.
Там, как положено, молился,
С попом обычно службу вёл,
Когда ж народ весь расходился,
В палаты патриарха шёл.
Однажды из Боярской думы
Он вышел вместе с патриархом
И увидав вдали угрюмых,
Знакомых чудовских монахов,
Перед
К монахам быстро подошёл,
Почтенно всем им поклонился,
И с ними разговор завёл.
Вдруг Павел всех их перебил:
«Отцы Варлам и Мисаил,
Христово Сретение сегодня,
И если б в праздник мы Господний,
Григория не пригласили,
То мы б невежами прослыли.
Я вижу в том наш верный долг,
Чтоб дьякона нам пригласить,
Ведь то вино что дал нам Бог,
Должно вполне на всех хватить».
С ним слуги Бога согласились,
Собору вместе поклонились,
За тем беседу завели,
И в Чудов не спеша, пошли.
Когда же в монастырь пришли,
То гостя в келью привели,
И отыскав кувшин вина,
Усердно взялись его пить,
И осушив кувшин до дна,
Стал Павел дьякона хвалить:
«Ведь надо же себе представить,
Всего лишь за год из монаха,
Он стал придворным патриарха.
Ещё бы я хотел добавить,
Не малый надо ум иметь,
Чтоб так на службе преуспеть».
Вдруг Мисаил засуетился
И робко к гостю обратился:
«Ты мог бы с нами поделиться,
как смог ты славы сей добиться».
Григорий, осушив бокал,
Монахам с гордостью сказал:
«Умом я славы сей добился»
За тем лениво с лавки встал,
И с гордым видом продолжал:
«Когда в монахи я подстригся,
В Ефремьевом монастыре,
Ко мне однажды на заре,
Монах как лунь седой явился.
Со мною разговор завёл,
И так мне сразу полюбился,
Что я с ним в тот же день ушёл.
С тех пор я у монаха жил,
И вот однажды навестил,
Нас в келье протопоп Еуфимий,
С ним вместе служит поп Василий.
Он с нами долго говорил,
Тогда ж его я попросил,
В столице монастырь найти,
В который мог бы я уйти.
Пообещав помочь мне в деле,
Он поспешил в Москву отбыть
И ровно через три недели,
Я прибыл в Чудов монастырь служить.
Вот так я к вам сюда попал.
Однажды в церкви я стоял,
Когда меня Пафнутий там заметив,
Со мною вдруг заговорил,
И грамотность мою приметив,
Мне труд нелёгкий предложил.
Но вскоре дело я смог завершить
И настоятелю отдать,
Он высоко сумел мою работу оценить
И сразу же решил сан дьякона мне дать.
Когда ж он труд мой прочитал,
То был настолько поражён
И так моим талантом восхищён,
Что вскоре патриарху отослал.
Меня святейший полюбил
И высоко так оценил,
Что стал мне тайны доверять
И вверх на думу с собой брать.
Ему я часто помогаю,
С ним важные дела решаю,
Умом всех привожу в восторг,
Но знает только один Бог,
Что я сын Грозного – Димитрий,
Не я был в Угличе убитый,
В тот день, когда народ восстал.
Я раньше с преданным слугою,
Из города тайком бежал»
Монахи так и обомлели.
Когда ж немного осмелели,
С улыбкой робкой Мисаил,
Григория переспросил:
«Сказал ты правду без обмана,
Что ты сын Грозного Ивана?»
В ответ Григорий заявил:
«Я Дмитрием с рожденья был»
Монахи снова удивились,
Поверив, Гришке извинились,
И начали его хвалить,
Да Годунова поносить.
Один лишь Павел покосился,
Встал, перед всеми извинился,
Да вышел вроде по делам.
Смекнув. в чём дело Варлаам,
Григория стал умалять:
«Отсюда надо нам бежать.
Нельзя царевич нам здесь быть,
Пошёл ведь Павел доносить.
Я не хочу, чтоб ты Димитрий,
Лежал в снегу плетьми забитый,
Да нас невинных заберут,
Допросят, а потом прибьют».
Монахи сразу отрезвели.
Поняв, что могут их забрать,
Тулупы быстренько одели
И вместе бросились бежать.
И возле Фроловских ворот,
В ужасном страхе увидали,
Что в монастырь стрельцы бежали,
Распугивая весь народ.
Монахи башню проскочили,
Как должно грудь перекрестили,
Дорогу нужную нашли,
И к Сретенским вратам пошли.
Когда ворота миновали,
Почувствовали что устали,
На снег присели отдохнуть,
Обдумывая дальний путь.
Недолго сей вопрос, решали,
Поняв, что некуда идти,
Надумали ночлег найти,