Смута
Шрифт:
В Антониево-Сийскую обитель,
И там подстрижен и оставлен,
На попечение царского агента,
Под именем монаха Филарета.
У Александра царь велел,
«Волшебный» корешок найти,
Которым яко бы хотел,
Он царский род весь извести.
Когда же корешок нашли
И Александра допросили,
То в колдовстве злом обвинили,
И к Годунову отвели.
За что брат Филарета вскоре,
В
И там прожив лишь год в неволе,
В подвале каменном удавлен.
Василий, сосланный в Пелым,
В темнице там наедине,
Прикованный как раб к стене,
Скончался, будучи больным.
Иван в Пелыме тоже оказался,
Но Годуновым был прощён,
Когда тяжёлой смерти дожидался,
И вновь в столицу возвращён.
А Михаил, отправленный в Ныроб,
После страданий мук голодных,
Ночей бессонных и холодных,
Навечно лёг в дубовый гроб.
Романовых царь разорив,
Забрать именья приказал,
И родственников их допросив,
Всех по России разогнал.
Черкасского он не пытал,
Признаний слёз не добивался,
А в Белоозеро сослал,
Где узник через год скончался.
Тень Дмитрия, решив искоренить,
Чтоб слухов не было кошмарных,
Царь приказал, немедля изловить,
Всю дворню у бояр опальных,
И каждого на месте допросив,
Казнить, в столицу сообщив.
Глава вторая. Побег
В монашеской забытой мором келье,
Тоскливой жизнь Григория была,
От служб церковных и смиренья,
Унылой монотонностью текла.
Однажды он за книгою сидел,
Когда дверь тихо заскрипела,
В дверях Григорий разглядел,
Монаха с бородою белой.
Монах к Григорию подсел
И тихим голосом сказал:
«Ты научиться бы хотел,
Писать каноны? Я слыхал»
И получив ответ желанный,
Духовный старец продолжал:
«Давно юнец мой долгожданный.
Тебя я по обителям искал.
Ведь грамотных монахов молодых,
Желающих служить душою Богу,
В монастырях сейчас не много,
За то хватает пожилых.
Для этого друг юный мой,
Сегодня мы уйти должны,
В Ефремьев монастырь с тобой,
Где проживёшь ты до весны.
А по весне если захочешь,
Обитель по душе найти,
Уйти в любое время сможешь,
Стоять не буду на пути».
В Ефремове Григорий восхищая,
Учителя умением своим,
И знаниями большими поражая,
Умом всех удивлял живым.
С вечерней шли они однажды.
Григорий старца в келью вёл,
Когда окликнув, кто-то дважды,
К ним торопливо подошёл.
То протопоп Еуфимий был,
Его не плохо старец знал,
Сейчас в столице он служил,
И дальний путь туда держал.
С монахами он поклонился,
Их о здоровье расспросив,
За ними следом устремился,
О новостях заговорив.
Когда же в келью все вошли,
И грудь свою перекрестили,
Монахи гостя усадили,
Да с ним беседу завели.
За разговором гость узнал,
Что, в Чудовом монастыре кремлёвском,
Где он недавно пировал,
На царском празднике московском,
Дед у Григория служил.
А настоятелем там был,
Пафнотий добрый прорицатель,
Его давно Еуфимий знал,
Архимандрита как приятель,
Он очень часто навещал.
Закончив мирную беседу,
Гость у Григория спросил:
«Уйти ты не желаешь к деду,
В столице у него бы жил?»
От радости Григорий встал
И с возбуждением сказал:
«Мальчонкой я ещё мечтал,
Святому Господу служить,
И вместе с дедом бы желал,
Жизнь церкви русской посвятить,
Но странная судьбы дорога,
Нас разлучила на года,
И не по доброй воле Бога,
Меня забросила сюда.
Я посему хочу просить,
Помочь мне рядом с дедом быть,
За хлопоты всю жизнь я буду,
Обоих вас благодарить»
Подумав, протопоп не много,
Неторопливо отвечал:
«Ты жил без деда очень долго,
Годами по нему скучал,
И чтоб ты боле не страдал,
Я по прибытии в Москву,
Исполниться твоим мечтам,
Без промедленья помогу».
За тем Еуфимий с лавки встал,
Двумя перстами помолился,
Монахам здравья пожелал,
И на прощанье поклонился.
И дверь рукою приоткрыв,
Ушёл, оставив их одних.
И после разговора в келье,
Григорий через три недели,
Жил в Чудовом монастыре,
Что в Белокаменном Кремле.
Под вечер в комнате своей,
Пафнотий Господу молился,