Смывая волной

Болдт Р. С.

Меня охватывает неуверенность, потому что Алекс явно не хочет, чтобы я был свидетелем этого момента, но мне нужно знать, не пострадала ли она.

— Ты поранилась?

Она снова прочищает горло, чтобы сказать: «Нет», но даже это единственное слово отягощено тяжелыми эмоциями.

Я сжимаю и разжимаю руки, хотя знаю, что бессмысленно пытаться сопротивляться желанию пойти к ней. Попытаться облегчить ее боль. Но я оказываюсь у ее кровати еще до того, как пониманию это.

Опустившись на край матраса, я размышляю, положить ли ладонь на ее колено

или руку. Кроме своих пациентов, я никогда никого не утешал. Мне никогда не приходилось и не хотелось.

Но сейчас потребность успокоить эту женщину всепоглощающая. Это более необходимо, чем сделать следующий вдох. Необходимость исправить то, что заставило ее выглядеть такой чертовски сломленной.

— Пожалуйста. Алекс… скажи мне, что не так.

Ловлю себя на том, что умоляю — чертовски умоляю, если честно, — чтобы она сказала мне, что не так, чтобы я мог решить это. Чтобы мог убедиться, что она больше не будет плакать.

«Ты гребаный ублюдок», — снова заговорил мой внутренний голос. — «Ты обманываешь себя, если думаешь, что не будешь тем, кто заставит ее снова плакать».

Быстро отбрасываю эту мысль и поддаюсь порыву положить руку ей на колено. Ее кожа невероятно мягкая под моей ладонью, и я внутренне гримасничаю, зная, какими мозолистыми могут быть мои руки.

— Это глупо. Прости, что побеспокоила тебя, — наконец, произносит Алекс.

Но она все еще не смотрит на меня.

— Эй. — Я пытаюсь придать своему нормальному голосу мягкость, но чуть не закатываю глаза от тщетности своих усилий.

Я сделал своей миссией в жизни и в своем бизнесе — казаться невосприимчивым к эмоциям, маскировать любую реакцию, выглядеть спокойным. Все это стало одним из моих качеств. Оно было постоянным так долго, что я не уверен, что его можно убрать, даже частично.

Но ради нее — ради Алекс — впервые, я хочу попробовать.

Глава 30

АЛЕКСАНДРА

Мягкая подушка заглушает мои рыдания, и я иду на компромисс с собой, что позволю себе этот момент слабости, а затем пойду дальше. Потому что слезы ничего не решат. Это не излечит волшебным образом мою амнезию.

«Это не заставит Лиама открыться мне».

Эта шальная мысль прокрадывается в мое сознание, и от нее мне хочется биться головой о стену. Я не знаю, почему меня тянет к нему.

Возможно, это временное увлечение, но я не могу отрицать, что мне хочется понять, почему он все время такой грубый. Почему Лиам так тщательно скрывает свои эмоции — испытывает ли он вообще эмоции.

В горле пересохло и саднит, глаза раздражены, но, в конце концов, мой плач понемногу стихает.

— Алекс?

Я поднимаю голову, и мои изумленные глаза встречаются

с глазами Лиама. Боже. Почему? Из всех возможных моментов он должен был прийти домой и найти меня…

Я отворачиваюсь, позволяя волосам упасть и скрыть мое лицо. Прочистив горло, сажусь, притягивая подушку к груди. Не знаю точно, почему я чувствую необходимость прижимать ее к себе, но это приносит мне утешение. Возможно, это печальная реальность того, что у меня нет ничего и никого, кто мог бы меня удержать.

У меня нет никого, кто бы меня держал. И независимо от того, насколько сильной стараюсь быть, пытаясь собрать воедино то, кем являюсь, я очень одинока. Признание этой реальности оседает, как тонна свинца в желудке.

— Ты поранилась?

Грубый, хрипловатый тон его голоса не выдает ничего — никаких настоящих эмоций, как обычно. Но я приветствую это, потому что это единственная константа, на которую я могу рассчитывать. Человек, который остается спокойным, его выражение лица не читается, с непроницаемой внешностью.

Я бы хотела быть похожей на него и быть своей собственной несокрушимой крепостью, окруженной батальоном жизни.

Я снова прочищаю горло, пытаясь избавиться от набухшего комка.

— Нет. — Я внутренне сокрушаюсь, как мелко и слабо звучит это единственное слово.

«Пожалуйста, просто оставь меня в покое». Чувство унижения нарастает подобно быстро накапливающимся паводковым водам. Я больше не могу выносить, когда он наблюдает за мной в таком состоянии. Заставляя слезы перестать литься, а дыхание выровняться. «Разве мужчины не остерегаются плачущих женщин?»

Когда матрас слегка прогибается рядом со мной, мой позвоночник напрягается от беспокойства.

— Пожалуйста… Алекс… скажи мне, что случилось.

Это невыносимо унизительно — видеть, как он наблюдает за мной в таком состоянии. Как будто обстоятельства и так не были достаточно плохими.

Когда Лиам кладет руку мне на колено, это действие вырывает дыхание из моих легких. Как бы я ни изголодалась по человеческому общению, как бы ни жаждала утешения, его прикосновение вызывает во мне противоречивую смесь эмоций.

Лиам прикасается ко мне из беспокойства, хотя мог бы легко заняться своими делами сегодня вечером и оставить меня одну. Я знаю, что у него, вероятно, есть работа, но сейчас Лиам здесь, со мной. Он выбрал меня вместо своей работы.

С другой стороны, это мое идиотское разочарование от того, что он здесь из-за беспокойства, вместо того чтобы быть здесь, потому что… тот скучал по мне. Потому что хотел посмотреть, не проснулась ли я и не составлю ли ему компанию, пока он съест остатки ужина.

Потому что он просто хочет проводить со мной больше времени.

Но я не могу признать ничего из этого. Это было бы не только смешно, но и, несомненно, вызвало бы неловкость. Поэтому вместо этого просто отвечаю:

— Это глупо. Прости, что побеспокоила тебя.