Смывая волной

Болдт Р. С.

Я никак не могу оставить это без внимания. И не позволю этим ублюдкам уйти от наказания за его убийство.

Я отомщу за его смерть. Лишу жизни тех, кто украл у меня отца. Человека, который спас меня в самый трудный час, который вернул мне краски и дал почувствовать, что меня любят.

Эти мрази заставили меня встать на путь, который мой отец никогда бы не пожелал мне пройти.

Я стану тем, кем он был когда-то.

Убийцей.

Я

чувствую оцепенение, стоя на опушке леса, тишина оглушает. Заставляю свои ноги двигаться, одну за другой, по направлению к папиному дому. Даже при том, что я знаю, что найду его мертвым, ничто не могло подготовить меня к этому зрелищу.

Папа, лежащий в луже крови на полу гостиной, заставляет все внутри меня резко остановиться. Большая часть меня отключается, и мои движения становятся роботизированными, когда я очищаю его от крови и мозгового вещества, закрывая ему веки.

Не знаю, как мне удается вынести его тело на улицу, чтобы похоронить, но я это делаю. Теперь, когда в гостиной нет никаких следов произошедшего, сворачиваю ковер и бросаю его в бочку для сжигания, поджигая.

Неизвестно, сколько времени я бессмысленно смотрю на горящий ковер, пока огонь не утихает. Потом сворачиваюсь калачиком рядом со свежей могилой, где теперь лежит папа, и опускаю голову на руки, позволяя слезам наконец-то пролиться. Я остаюсь здесь до тех пор, пока слезы не иссякают.

Как только наступает рассвет и солнце заглядывает за горизонт, я поднимаюсь на ноги, не в силах оторвать взгляд от земли, покрывающей его могилу.

Я лезу в карман и достаю подарок, который купила для него, к нему прикреплен маленький бантик. Проводя большим пальцем по гравировке на ноже, я опускаю взгляд и вижу, как усталость в глубине души сменяется яростью и гневом.

Папа учил меня, как обращаться с ножом, как принимать правильную стойку при броске, как контролировать дыхание и целиться в цель. Папа был лучшим учителем, никогда не отчитывал меня, но показывал, как неправильная форма может представлять опасность.

Его нож был на последнем издыхании, и я знала, что это будет идеальным подарком для него. Не только по функциональности, но и по сентиментальной ценности, потому что знала, что папа скучал по мне, пока я отсутствовала в университете. Таким образом, у него будет особенный подарок, который он сможет всегда носить с собой.

Выгравированные на рукоятке ножа слова сыплют соль на мое и без того окровавленное и израненное сердце. Он много раз говорил мне эти почти точные слова.

Папа часто делал небольшие намеки то тут, то там, намекая на то, что в конце концов его не станет и что я останусь одна.

«Пожалуйста, не надо об этом», — протестовала я. — «Я не хочу думать о том, что останусь здесь без

тебя».

Он отвечал мне тем же.

«Когда я умру, может быть, физически я и не буду с тобой, но мое сердце будет. Я всегда буду с тобой, малыш».

Сейчас, когда с усилием открываю глаза и смотрю на нож, с любовью обвожу каждую букву послания, которое я вырезала специально для него.

«Я всегда буду с тобой».

Я отучилась последние несколько месяцев в школе, окончила ее, потому что не могла вынести разочарования папы, бросив учебу. Это был безрадостный, механический процесс, изо дня в день, но я справилась.

Сердечная боль и страдание от потери отца подстегивали меня сделать все возможное, чтобы заставить этих ублюдков заплатить. Мне было все равно, что я буду сражаться с русской братвой. Мне было важно, чтобы их постигла та же участь, что и папу.

Будучи членами преступной организации, они, конечно, плохо скрывали свои следы и не пытались замаскировать свое местонахождение. Я использовала их номерной знак и, применив свои навыки криминалиста, вычислила их местонахождение.

У меня в голове не было ничего, кроме цели отомстить.

Я шла как идиот-любитель, одинокий волк, пытающийся одержать победу над стаей львов.

Старая поговорка о том, что нельзя брать с собой нож на перестрелку, оказалась верной, но мне было все равно. Я использовала этот нож — подарок, который меня лишили возможности преподнести папе, — чтобы убить каждого из четырех человек, виновных в его убийстве.

И мне едва удалось выбраться оттуда живой. Они сломали меня в буквальном смысле слова, но я в любой день предпочла бы физическую ломку эмоциональной.

Только когда я лежу на диване жалкой кучкой синяков и побоев, мое тело излучает такую боль, что я едва могу ее терпеть, что-то привлекает мое внимание.

Листок бумаги, наполовину засунутый между моей маленькой кофеваркой и контейнером с молотым кофе.

Любопытство дает мне силы преодолеть мучительную боль при каждом движении и дотянуться до сложенной бумаги. Когда я открыла ее, из нее выпала маленькая визитная карточка, но я не обратила на нее внимания. Мои глаза были прикованы к почерку моего отца, нацарапанному на бумаге.

Ноги подкосились, и я едва удержалась на ногах, ухватившись руками за кухонную стойку, чтобы опустить тело на пол. Боль затуманила мое зрение, но я заставила его вернуться, чтобы прочитать записку.

МОЯ ДОРОГАЯ АЛЕКСАНДРА,

ЕСЛИ ТЫ ЧИТАЕШЬ ЭТО, ТО, СКОРЕЕ ВСЕГО, МЕНЯ УЖЕ НЕТ. Я НЕ ЗНАЮ, КАК ИМЕННО ЭТО ПРОИЗОЙДЕТ, НО НАДЕЮСЬ, ЧТО ТЫ НИКОИМ ОБРАЗОМ НЕ СТАНЕШЬ СВИДЕТЕЛЕМ МОЕЙ СМЕРТИ.

Я ПРОШУ ТЕБЯ НЕ ОПЛАКИВАТЬ МЕНЯ ТАК СИЛЬНО, ЧТОБЫ ТЫ ЗАБЫЛА ЖИТЬ. ЧТОБЫ ЭТО НЕ ОТВЛЕКАЛО ТЕБЯ ОТ ТЕХ РАДОСТЕЙ ЖИЗНИ, КОТОРЫЕ ЕЩЕ ЖДУТ ТЕБЯ. ПУСТЬ ОНИ ОТНЯЛИ У МЕНЯ ЖИЗНЬ, НО ОНИ НЕ В СИЛАХ ЛИШИТЬ МЕНЯ ДУХА И ЛЮБВИ. Я БУДУ НАБЛЮДАТЬ ЗА ТОБОЙ, КУДА БЫ Я НИ ОТПРАВИЛСЯ В ЗАГРОБНОМ МИРЕ.