Снаружи и внутри. Часть первая
Шрифт:
Он передает моему телу в капсуле информацию, но не всю. Я не чувствую окружающую температуру и запахи, вкуса тоже нет. Вообще рот не открывается. Поэтому говорю с помощью динамиков модуля. Это внутри скафа, где среда газовая, вроде воздуха. Или мои слова могут идти на наушники микронелам как радиосигнал.
Почему бы всем, и врачам, и кэпу, не использовать модули, так же как мне? Были такие попытки, да вот не всегда получается. Кое-где радиосвязь неожиданно пропадает. "Глушилки" до сих пор не могут найти, они время от времени глушат связь внутри
При потере связи Искусственный интеллект скафа, Искрин, или "баушка" на жаргоне микронелов, отключается, не может работать без базы на "берегу". Потому что он просто малюсенький компьютер.
Модули тоже теряют связь, управлять ими невозможно. А в это время может проводиться лечебная процедура с нанороботами или зондами. Это опасно, нельзя оставлять их без присмотра. Поэтому в экипаже обязательно как минимум два живых человека, микронела, обычно это врач и капитан-пилот.
У нас пока все идет нормально. Мои нанороботы работают, внедрились. Пока они наведут порядок, пройдет некоторое время. Я проверил их работу и теперь просто жду снаружи, чтобы по счету загнать "запятушки" обратно.
Так-то мне вполне комфортно болтаться за бортом. Но обычно это ни к чему. Гораздо полезнее и интереснее общаться с врачами. А насмотреться так успеваешь во время действий "за бортом", что потом и во сне снится. Сейчас, правда, мы в тихом закоулке, ничего особенного вокруг не происходит.
Клонит в сон. Студенты вечно не высыпаются. Чтобы не заснуть, начинаю вспоминать яркие моменты дежурства, представлять, как буду рассказывать девчонкам, а они заахают. Какая-нибудь проникнется, пожалеет или увлечется... Эх! Хватит мечтать. Ночь заканчивается, утром кончается и моя вахта. Но я думаю, успеем сделать все по плану.
Наконец, видимо, выплыла из своей каюты в рубку врач, Леда Романовна. Это я понял потому, что она сделала пару замечаний презрительным тоном. В том числе меня назвала "криворуким", правда, я не понял, за что.
С моей помощью, вернее, через мои сенсоры, врач провела контрольный осмотр восстановленной связки, велела собрать завитки и запустить зонд внутрь сустава. Я снова взял в руки прибор, "пылесос".
Это, конечно, просто вакуумный прибор ВПОП-32, пылесосом его называет кэп. Им, то есть ВПОПом, вылавливаем завитки, а можно что-нибудь и выпустить, то есть включить в другую сторону, на выпуск.
Держа раструб ВПОПа наперевес, вываливаюсь наружу, собираю отвалившихся нанороботов. Они слабо светятся, двигаются очень медленно. Так что это нетрудно. Число выпущенных и пойманных "запятушек" показывает экран прибора. Совпадает. Стоп.
Отсоединяю кассету от ВПОПа, открываю переднюю крышку модуля. Это выглядит так, как будто у меня раскрыта грудная клетка. Туда нужно убрать кассету с нанороботами, что я и делаю. Закрываю крышку.
Все мои движения отработаны до автоматизма "на берегу" в макете модуля. Все-таки движения в микромире сильно отличаются от обычных. Размах другой, вес и расстояния очень маленькие. Да и модуль движется, конечно, не с помощью обычных мышц. Поэтому четкость и последовательность должна быть на высоте, это самое главное для моей теперешней работы.
– Выпустить зонд!
– командует врач. Это опять мне. Достаю футляр с зондом из своего хранилища в модуле. Присоединяю к универсальному ВПОПу. Пуск.
Тонкий длинный зонд вылезает из футляра, врач корректирует его движение. Так, аккуратный прокол оболочки сустава. Зонд гораздо тоньше волоса, весь покрыт зрительными сенсорами, которые передают картинку на экраны в лодке и мне на модуль. На конце еще выдвигается камера, которая все воспринимает в инфракрасном свете. Раньше о таких деликатных обследованиях и не мечтали. Вот зонд проникает внутрь сустава, продвигается в узкую щель.
Я вижу все это будто своими глазами. Но на самом деле передо мной экран, разделенный пополам. Справа окружающая обстановка. Слева сейчас идут сигналы с зонда, эта часть еще разделена горизонтально на две половины. Верхняя показывает обычную картинку, а нижняя инфракрасную. Я присмотрелся. Интересно же, что там, внутри сустава?
Там, на концах, кости должны быть покрыты гладеньким хрящом, который еще и смазан специальной смазкой. Это чтобы все скользило, сгибалось и разгибалось, движение в колене происходило легко. Все это живое, растет, изменяется, разрушается и восстанавливается.
Бывает, что хрящ меняется, становится шершавым. На вид, как будто кристаллами покрыт. Отсюда и пошло выражение "отложение солей". На самом деле это не соли, а разрушенный хрящ. Бывают и разрастания внутри. Все это вызывает сильные боли.
Сейчас картинка с зонда покажет врачу и мне, не поврежден ли сам сустав. Врач скомандовал немного вперед, я даю дополнительный свет. Вокруг все было спокойно, я присматривался к картинке на экране слева. И вдруг услышал:
– Кондрат, назад!
– прямо загремело в наушниках.
Я отозвался:
– В чем дело? Не могу уйти, зонд уже в суставе, - В самом деле, как же можно его бросить?
Но тут я и сам понял. Меня подбросило. Окружение изменилось. Пока я пялился на экран, нога пациента в "нашем" суставе начала сгибаться. Для меня это выглядело как землетрясение, торнадо и цунами в одном флаконе.
Все вокруг начало вращаться. Я полетел вверх тормашками, скаф закружился на одном месте. Хорошо еще, что я привязан, и люфт у зонда большой. Но меня мотало, как воздушный шарик на ветру.
Скаф к чему-то прицепился наконец, я подтянулся к нему и зафиксировался. Там сзади такие небольшие выемки для модулей. Теперь можно работать с зондом, его нужно убрать.
Больной при микрооперациях должен быть хорошо зафиксирован. Понятно, если он будет двигаться, нам не поздоровится, да и лодка может повредить что-нибудь. Ситуация предусмотрена инструкцией - срочная эвакуация.
Пришлось аккуратно, но как можно быстрее убрать зонд и бегом в шлюз. В скафе шли переговоры. Петровская просто орала: