Снайпер
Шрифт:
– А с рукой что? Сломали?
– Нет. Просто трещина. Но на перевязи придется поносить.
– С-суки ментовские, – злобно повторил Савельев. – Нет на них настоящих бандитов.
Все замолчали. За домом ритмично бухала машина.
– В общем я это собрание созвал, – сказал майор. – Чтобы расписаться в бессилии. Практика показала, что мы ничего не можем. У них деньги, у нас ничего.
– А если… – снизу вверх посмотрела Тамара. – Если ночью этот трактор бензином облить и поджечь?
– Через день новый пригонят. Техники
– А следующий – тоже?
– Ох… – Юра вдохнул. – Как председатель самораспустившегося комитета я это дело поощрить не могу. А как военный скажу: эта операция не так проста. Требует опыта. Во-первых, надо знать, в каком месте облить, чтобы сгорел дотла. Точнее, до полного выхода из строя. Во-вторых – как поджечь, чтобы самому не загореться. И в-третьих, останутся следы, они вычислят.
– И взыщут с вас стоимость сваебойного хопра, который дороже, чем ваша квартира, – подытожил Саша. – Вы на улице останетесь. А им нипочем.
– Если бы у нас были бутылки с зажигательной смесью, которые можно с балкона бросать… – невесело пошутил Юра.
– Оружия нам не достать… – тихо проговорил белобрысый Виктор, сегодня уже без видеокамеры.
– Мы не в Америке, где справедливость восстанавливается оружием. У нас не поможет. Тем более, мы слишком далеко от очагов боевых действий. От Чечни той же… – майор вдруг заговорил всерьез. – Здесь даже элементарную мину не достать без того, чтобы след сразу не размотался… В нашем городе нет оружейного рынка, поэтому разговоры бессмысленны… И вообще все бессмысленно.
Все опять промолчали.
– А ты молодец, Азик! – вдруг сказал Юра, посмотрев на Фридмана. – Как на этого поганого ментяру замахнулся и сказал, что дашь против него показания…
– Так я дам, – подтвердил Фридман. – Могу даже сказать, что вас в отделении милиции сами милиционеры истязали.
– Да, кстати, Юр, – напомнил Саша. – Нам надо с тобой посидеть, написать исковое заявление и подать на МВД за нанесение телесных повреждений.
– А ну их, эти суды… – майор отмахнулся здоровой рукой. – Там тоже все куплено. Обмажут дерьмом с головы до ног… Меня другое сейчас волнует…
Все притихли, слушая председателя.
– Да нет, я уже сказал, мы бессильны, собрание распускаю и комитет тоже… У меня к тебе дело, Генка…
– Всегда пожалуйста.
– Мне, понимаешь, машину надо срочно со штрафстоянки забрать. Там уже почти три штуки настучало за те дни, что я в ментовке сидел. А я с такой рукой даже скорость переключить не смогу. Ты не смог бы со мной съездить и машину пригнать? Дорогу туда я на такси оплачу.
– Обижаешь, товарищ майор, – ответил Геннадий. – Насчет такси.
Поехали прямо сейчас.
Люди разошлись. Юра с Савельевым быстро пошли со двора к дороге, ловить такси. Невольно подстраиваясь под ритм ударов сваебойного молота, Фридман шел следом: собрание происходило у дальнего третьего подъезда.
Юра, как всякий бывший военный, относился
– Эх, Генка, хреновы наши дела…
– И что – ничего нельзя сделать?
– А что сделаешь? Тамарка предложила, я ей не дал идею довести. Но в самом деле… Нас могло бы спасти лишь вооруженное сопротивление. Тайное, но непреклонное. Но откуда взять оружие в нашем городе?
Савельев что-то ответил, но Фридман не расслышал: машина принялась за следующую сваю и первый удар по ней – как уже показывал опыт, почему-то всегда самый раскатистый и оглушительный – заметался эхом по двору, согнав в небо птиц.
– Блин горелый, – сокрушался майор. – Когда из Афгана на переформирование уходили – не то что Калашникова или гранату – можно было целый танк домой прихватить. Да чего танк – вагон с боеприпасами. Установку «Град»! Что стоило дураку заныкать несколько ящиков с душманскими «стингерами». Сейчас бы мы им устроили концерт на крыше, и хрен бы кто догадался, потому что у мирного российского обывателя ракет в принципе не бывает.
– Знать бы где упадешь… – вздохнул Савельев.
– А знать где враг пройдет – заранее бы мины прикопал, – невесело пошутил Юра.
Дальнейшего Фридман не слышал, потому что свернул и в свой прохладный, воняющий кошачьей мочой и человеческими экскрементами подъезд.
7
Вечером, пригнав изрядно помятую уже на штрафстоянке «Ниву», Геннадий опять зашел к Фридману.
Он и прежде заглядывал часто; сейчас же, когда строительство довело состояние бывшего журналиста до предела, кухня Фридмана стала его последней гаванью.
Его жена Татьяна каждый день до поздней ночи пропадала в аптеке, которой заведовала, а грудастая и ногастая Лариса, уйдя утром в институт, не появлялась до вечера – и они с тем же успехом могли сидеть и у Савельева.
Но Геннадия лишал душевного равновесия вид стройплощадки – точнее, само ее присутствие под окном. И у Фридмана ему чувствовалось спокойнее.
Он прихватывал с собой водку и закуску. Но в последнее время друзья даже пили мало. В основном сидели и молчали. Они так хорошо понимали друг друга, что им не требовалось слов.
Сегодня Савельев без тостов выпил две рюмки и опять замолчал. Фридман понял, что тот подавлен увиденным: избитым майором и его покореженной машиной.
– Блин… – глухо проговорил журналист. – Как в гестапо побывал…
Честное слово. Эта штрафстоянка… Менты позорные: хари наеты, щеки сзади видны. И только орут да матерят, будто мы в чем-то перед ними виноваты.
– Каково государство, таковы представители его силовых структур.
– Но что делать… Делать-то что? – сокрушенно пробормотал Савельев, и ответил сам себе: – Нечего. Однозначно.