Снайпер
Шрифт:
Жильцы, решившие участвовать в пикете, собрались за домом.
Юра – в парадной форме, сверкая начищенными боевыми орденами и даже в портупее без кобуры, стоял перед маленькой кучкой своих бойцов. И раннее солнце наливало кровью эмаль его «Красной звезды».
Фридман тоже занял место в толпе. Хотя ему, при всех сегодняшних неудобствах, требовалось лишь перетерпеть несколько недель сотрясения от забиваемых свай, после чего все вернулось бы к прежнему покою.
Но он ощутил в себе небывалую злобную ненависть к строителям. К этим людям в синей форме и оранжевых касках –
Майор пригнал свою машину со двора и поставил ее перед сваебойным агрегатом, загораживая ему путь.
Люди молчали. На краю котлована, среди грубых, разбитых свай, около вонючей строительной техники надежды на победу испарились. Но они продолжали стоять, словно этот жалкий пикет мог сыграть какую-то роль.
– Геннадий! – окликнул майор Савельева, который бежал к ним через площадку, не успев даже побриться после суточного дежурства. – Ну как? Удалось с телевизионщиками договориться?
– Уроды они и кондомы мелкодырчатые, – грубо ответил бывший журналист. – Видите ли, у них выезды группы расписаны на неделю вперед. Удалось только выдрать из моего бывшего друга обещание, что про наш пикет упомянут в сегодняшнем выпуске «Часа Пик». И он попросил снять все на видео.
– Мужики, у кого есть видеокамера дома? – зычно крикнул Юра, встопорщив усы и сделавшись похожим на политически покойного, но некогда весьма популярного боевого генерала Ручкина.
– У меня, – без колебаний ответил молодой белобрысый мужчина мужчина из того же подъезда, где жил Фридман.
– Как тебя звать?
– Витя.
– Вот что, Виктор… Неси камеру сюда. Ты на каком этаже живешь?
– На втором. Угловая квартира, сюда выходит.
– Очень хорошо… Дома кто есть?
– Сын. Одиннадцатиклассник. Во вторую смену учится.
– Еще лучше… Ты вот что, Виктор… Веревка длинная есть?
– Найдется, я думаю.
– Так вот, спусти ее с балкона. И сделай петлю на конце, или крюк из проволоки. Сумеешь?
– Конечно, – кивнул мужчина. – А зачем только…
– …Замечательно! Спустишь веревку и сына попросишь следить за нашим сборищем. А сам будешь снимать. Все, что происходит. Как только я тебе команду дам – ты пулей под балкон и камеру на веревку. И сыну скажи, чтобы камеру сразу поднял к себе и продолжал снимать, несмотря ни на что. И на звонки дверь не открывал и вообще…
– А что, Юрий Алексеевич… Может быть?…
– …Может быть все, – перебил его отставной майор. – Мы вступили в войну, Витёк. А на войне победит тот, кто заранее предусмотрит пути отхода. Ну если даже не победит, то по крайней мере пострадает меньше… Ясно?
Мужчина по имени Виктор умчался за камерой. Юра обвел взглядом жалкое войско.
– Арик, и ты тут? – кажется, он обрадовался, увидев близоруко сощурившегося Фридмана.
– А как же, – ответил Фридман, пропустив мимо ушей «Арика»: за годы жизни он привык, что его достаточно редкое имя перевирали на каждом шагу. – Это же мой дом. И я буду его защищать вместе со всеми.
– Очень хорошо, – майор улыбнулся. – Сходи-ка и ты… За скрипкой,
– Не трудно, конечно. Но… Разве моя скрипка нам поможет?
– Поможет. Твоя скрипка – наше единственное наступательное оружие.
Сыграешь что-нибудь, чтобы людей поднять и разогнуть. Сможешь ведь, я тебя знаю…
– Смогу, – кивнул Фридман.
Он ходил достаточно долго, потратив некоторое время на подстройку: на открытой площадке этому вряд ли бы оказались условия. И когда вернулся, за домом успели произойти изменения. Пришли строители, открыли бытовку. Водитель уже залез в кабину сваебойного агрегата.
Толпа еще плотнее сгрудилась вокруг Юры.
Белобрысый Виктор, профессионально выбрав позицию спиной к солнцу, уже снимал происходящее.
Расправив плечи и глядя в объектив, майор говорил речь, написанную ему Геной, скорректированную юристом Сашей и выученную им наизусть:
– Мы, жильцы дома номер тридцать три по улице космонавта Юрия Гагарина, вышли на этот пикет, чтобы помешать строительству, развернутому под нашими окнами с нарушением ряда норм…
Синий дизельный дым окутал площадку. Загремел двигатель. Напрягая командный голос, майор продолжал выкрикивать:
– Муниципальное унитарное предприятие «ИКС» грубо нарушает Градостроительный кодекс… Разрешения на строительства… Наказания предусмотренного статьей 9, пункт 5 ГсК Российской федерации… Данное строительство именуется администрацией города как корректировка плана… Незаконно… реально имеем дело с уплотнением застройки. Согласно статье двадцать восьмой Градостроительного кодекса… План застройки утвержден без публичных слушаний… Нарушение наших прав…
Огромная и страшная сваебойная машина сдвинулась и, покачивая двадцатиметровой вышкой, медленно поползла к толпе. Грохот дизеля нарастал, и последние слова Юры полностью утонули.
Он взмахнул рукой, подчеркивая серьезный характер намерений, и замолчал. Оператор Витя отошел, дал крупный план котлована, кучки жильцов и надвигающегося железного монстра.
Фридман стоял, опустив скрипку: играть сейчас было бесполезно; на открытом пространстве при таком громе звуки не могли оказаться полноценными, вместо мелодии получилось бы жалкое кваканье. А он не мог казаться жалким. Его музыка должна была поднимать.
Проехав несколько метров, тракторист остановился. Сбросил обороты и высунулся из кабины:
– Эй, мужик!!! Убирай свою тачку!
Юра не ответил. Лишь по желвакам, что забегали на его щеках, стало ясно, как напряжен этот мужественный и неглупый человек.
– Ты, мужик, оглох, что ли?!
– Может, ты и мужик, – отчетливо произнес майор, наконец обернувшись.
– А я человек. И жилец этого дома.
– А мне по хрену, человек ты или жилец. Убирай свою гребаную машину, мне сваи надо бить.
– Все сказал? – уточнил майор.
Тракторист не ответил.
– А теперь послушай, что я тебе скажу. Забивка свай незаконна. Твой застройщик «ИКС» не имеет на это разрешения и тем самым нарушает кодексы. Мы выставили пикет. Можешь вызывать свое начальство, мы не сдвинемся с места.