Снег на Рождество
Шрифт:
— Гляди, Картузы… как красиво светятся! — говорит пожилой машинист зеленому помощнику.
И тот, потревожив рукой зачесавшийся нос, сдвинет на затылок кепку и заржет.
— Есть… есть маненько!..
— Сколько лет езжу, а они все как стояли, так и стоят… — вздохнет машинист. — Вроде я не отсюда, а все равно Картузы напоминают мне родину…
— Есть маненько, — заржет опять помощник и с удовольствием расправит в улыбке щеки. — Есть… есть маненько… дорогая моя, хорошая… Родина!
И тут же, перестав улыбаться, на какой-то миг замрет, точно вот вдруг и он неожиданно прозрел, осознав какую-то новую, невидимую им раньше правду. Молча вытрет он мозолистой
— Даже глазам не верится… — тихо произнесет он. — Родина… Святая… — И вдруг как подпрыгнет. — Ой, смотрите, смотрите, Иван Иванович… Голубые кони в розовом тумане точно рыбки плывут… Храни их, храни… А вон старуха с лукошком… Господи, Боже! Голуби в небе не шелохнутся… Мостик зеленый, и тропочка к нему… Иван Иваныч, слышите, а это что звенит?.. Что это?.. Колокольчик?.. Дзинь, дзинь, дзинь… Небось косы косари отбивают… А может, пастух коров на обед созывает…
Мир в эти минуты казался парню чудесным. Все было в нем: и мечты, и счастье, и необыкновенная сила. До этого вроде утомившийся и собиравшийся на полчасика вздремнуть, теперь он был возбужден, и настигающий его сон как рукой сняло. Он разыскивал в плывущем перед его глазами пространстве родное и сокровенное ему, и найдя его, благосклонно удивлялся.
— Ишь, петух заливается, поет… — точно опять разбуженный каким-то внутренним толчком, встрепенувшись, произнес он. — Молочка бы сейчас парного, хоть капельку… взял бы шмелик и принес. А то папиросы. Все кури да кури… — и он посмотрел на молчавшего машиниста, державшего руку на рычаге скорости. — Жуть как хорошо. Печеным хлебом запахло… Или же небось потчуют кого-то варениками с красной смородиной… Ох, представишь, и ноги от волнения слабеют, был бы пташкой, то улетел бы навеки в детство… с теперешним умом в детство вернуться — словно в рай…
Машинист посмотрел на помощника. У того на глазах блеснула слеза. А может, и не слеза это была, а крохотный солнечный блик.
— Эй, чудак, ты опять, что ли, задурил?.. А может быть, даже ты и прав. Ведь не зря говорят, что русская земля самая благодатная. Не молчит она. Слышишь, ты слышишь? Как она говорит… Музыка. Заслушаешься. Глаз оторвать нельзя. Даже душу готов отдать…
Помощник вздохнул.
— А вот, батя, посуди сам. Кому скажешь об этом, засмеют.
— Ну нет, нет… не засмеют… — успокоил его машинист. — в душе каждый поймет, что ты прав. Русская земля как на ладони вся… Слышишь, ты слышишь, как она говорит…
— Слышу, слышу…
Но время идет. И время берет свое. Пройден товарняком подъем. И вот уже исчезают Картузы. Лишь лес помахивает им на прощанье ветвями, да летит вослед им, звонко шумя и дырявя воздух, стая птиц. Скорость нарастает.
— Эге-ге-гей!.. — вдруг заголосит из окна машинист.
И из другого окна, подставив ветерку ладошку, прокричит помощник:
— Еще видать маненько!..
Жизнь в Дятловском лесничестве крепка и бойка. Работы невпроворот. Весной надо сажать саженцы, летом проводить таксацию, осенью вязать веники и метлы, зимой под Новый год рубить, а точнее, «косить» елочки. И конечно, круглый год необходимо заготовлять дрова. Однако, не взирая на всю эту катавасию, Дятловское лесничество из года в год план перевыполняло. Рубились и пилились ели, сосенки, ясени и осины. Бензопилы гудели день и ночь. И в такт им звенели топоры да с натугой попыхивали трактора…
Яшка-лесничий был малый ушлый. Десять раз его накрывала ревизия и никак не могла накрыть. Из
Читает Яшка обратные адреса и глазам не верит. Пишут ведь, гады, все свои.
— Ладно, читайте… — горько усмехнулся лесничий. И помолчав, он тут же добавил: — Сюрпризики небось с фактами. Накатали, верно, для того, чтобы панихидочку по мне отслужить.
— Да, вы правы, факты есть… — вежливо произнес корреспондент и принялся читать.
«…Пишет Вам пожилая женщина. Мне семьдесят один год. Проработала более сорока лет, теперь нахожусь на заслуженном отдыхе. Живу в деревне. А в деревне, как понимаете, необходимо топить печку. Но чтобы топить печку, разумеется, нужны дрова.
В июне сего года пошла я в наше Дятловское лесничество, прозванное Картузами, от нашей деревни оно находится в десяти километрах, лесничит в нем товарищ Яков Маляров. Пришла я, значит, к нему. Он любезно выписал мне счет на шесть кубометров березовых дров. Этот счет я оплатила в сберкассе и отнесла обратно ему. Товарищ Яков Маляров выписал мне накладную и сказал, что в течение десяти дней ждите дрова.
Я терпеливо ждала месяц, но дрова никто не привез. И тут начались мои мытарства. Я была вынуждена каждую неделю ходить в лесничество и просить, чтобы ускорили доставку дров. Мне отвечали, что сейчас сенокос — некогда, потом выбраковка леса и так далее и тому подобное.
И вот наконец на третий месяц товарищ Яков твердо пообещал, что на следующей неделе дрова будут. Я не могла отойти от дома, вдруг дрова привезут, а меня нет. Но дрова не везли.
Наконец в следующий понедельник — о, радость. Часа в три подъезжает лесовоз, на нем пять крепких мужичков с лесником Кошкиным и долгожданные дрова. Разгрузили машину они очень быстро, ибо даже непосвященному человеку (а тут с завистью подошли соседи) было ясно, что дров не шесть кубов, а гораздо меньше.
На следующее утро я опять пошла к Якову. Он любезно выслушал меня и дал согласие поехать со мной, посмотреть, что привезли мужички.
Он был неприятно удивлен, когда произвел замер привезенных дров. Вместо шести их оказалось всего лишь полтора кубометра! Он очень расстроился и сказал, что разберется и дрова на следующей неделе довезут. Он также попросил меня отдать ему накладную. Но, увы, ее у меня забрали мужички, видимо для того, чтобы по ней удобнее было продавать дрова «налево». Оказывается, остальные мои кубометры они в этот же день продали, я даже знаю кому, потому что деревня есть деревня — в ней ничего не скроешь.
И вот я жду, жду, а положенные мои кубометры все так и не везут. За окном уже снег, и на дворе очень холодно.
Помогите, пожалуйста, помогите…»
Прочитав письмо, корреспондент внимательно посмотрел на Яшку.
— Подумаешь, Бог знает грех какой!.. — взорвался тот, беспокойно зашевелив ногами. — Главное, мы ей не отказали. А довезти остатки, довезем… — и тут же, сощурив глаза, он с каким-то необыкновенным облегчением вздохнул. — Минуточку, минуточку, одно, так сказать, для пользы дела замечание. Значит, я вам вот что скажу… Эта Матрена вот уже как второй месяц в больнице лежит. Так что ей дрова не к спеху. Да и ее болезням не видно конца. Дрова привезем, а они под снегом сопреют… Поймите, разве это не расточительство. В Японии из веток-отходов деньги делают. А мы, что же выходит, дрова на ветер будем бросать.