Снег на Рождество
Шрифт:
— Ой, а я чуть и не забыла, — всполошилась мать и попросила грузчика: — А ну-ка развяжи-ка, браток, мои шали. Рождество как-никак история…
И в ту же минуту нас подхватила толпа колядующих. Нинка, улыбнувшись ласково, подала нам плетеный кувшин:
— Пейте, гости дорогие!
Это был теплый компот, от него даже шел парок, или, как его еще называют, взвар, пахучий, ароматный, при питье бродящий. Приготовленный из сухих фруктов и настоянный на нашей снежной воде, он был незаменимым питьем у наших сельчан в это время года. Мелко нарезанные яблоки и груши, плавая сверху, напоминали узоры снежинок и точно так же, как и снежинки, мягко таяли во рту. Детвора, ровным гуськом шагая за
— Ой, как вкусно! — воскликнула мама.
И я вновь с необыкновенным удовольствием почувствовал на себе нежный взгляд томных Нинкиных глаз. Румянощекая, с развевающимися кудрями на ветру, она походила на снежную царевну. Вот глаза ее ласково блеснули.
— Прости, что простоволосая, — прошептала она и, вдруг, подойдя ко мне очень близко, нежно обняла меня и поцеловала крепко-крепко. И вновь, почувствовав теплоту ее губ, я вцепился в нее и, зачмокав ее в щеки, зашептал:
— Нинка, возьми, возьми меня обратно.
— Сыночек, так целоваться грех, — толкнула в бок меня мама.
И я не знал, что ей и ответить. Но как всегда выручила Нинка. Весело засмеявшись, она сказала маме:
— Сыночек ваш за все это время с нами молодцом стал. А молодца грех не полюбить! — и, заплясав перед нами и подняв над головою красочно разукрашенную звезду на шесте, пропела свою любимую колядку:
Коляда-моляда
У Иванова двора,
У Ирины у большой
Купила горшок —
Кутью варить,
Жену кормить,
Чтоб детей родить,
А им пашню пахать,
Переложки ломать!
После этого окружающая нас толпа подбежала к первому попавшемуся дому и три раза прокричала:
— Люди добрые, подайте пирога!
И в ту же секунду окна, двери в доме распахнулись, и в руки веселой толпы полетели конфеты, пряники, бублики, теплые румяные пироги, завернутые в промасленную бумагу, и поджаристые беляши и ватрушки. Над толпой взлетали ракеты, стреляли хлопушки, осыпая всех разноцветными конфетти. Разнаряженный Гришка, стоя во весь рост в своих санях, держал в руках красный щит, на котором белыми буквами было выведено: «Кто подаст колядующим, тот будет и в этом, и в будущем году самым счастливым!» Рядом с ним стояла маленькая, точно гном, с длинным носом старушка. На груди у нее висел барабан, и она ловко в такт распеваемым колядкам самодельными дубовыми палочками выбивала дробь. Никита, то и дело подбегая к ней, становился в смешную позу и, указывая пальцем на старушку, кричал колядующим:
— Братцы, вы только посмотрите, вы только посмотрите, какой у нее нос!
Старушка не сердилась. Наоборот, она, слегка улыбнувшись всем, отвечала:
— Нос как нос… Бог дал, Бог и взял… — и с такой вдруг прыткой лихостью колотила в свой барабан, что Никита, отступая назад, падал в сугроб:
— Ой, не дай Бог, еще долбанет…
А в это время к Никите подошли два мужика, один огромный, другой вдвое меньше, оба ряженые, оба держали в руках по два мешка сена. Высокий, нахлобучив на мохнатые глаза шапку и прижав к груди рыжую бороду, поклонился ей в пояс и спросил:
— Пойдешь за меня?
И только он это произнес, как маленький тут же, но в отличие от первого, юрко сняв с головы обшитую узором шапку, упал на колени перед ней и произнес:
— Я
Два мешка его, упав набок, развязались, и ветерок, выдувая пахучее сено, закружил вместе с ним, постепенно застилая им дорогу. Совхозные мужички прикатили телегу. На ней был сооружен вертеп, детали которого были взяты из Виолеттиных картин. Здесь были и деревянные куклы, и фарфоровые коровки, разукрашенные полевыми цветами маленькие ясельки, и даже был сам Бог, умело слепленный из пластилина и воска.
В телегу впрягли огромного медведя: кто-то из колядующих уже успел нарядиться. Грудь медведя была украшена блестящими металлическими снежинками, они звенели в такт песням. Гришка, опустив щит, взял в руки бубен. И пуще прежнего зазвенел, заплясал хоровод колядующих.
До чего ж хороша была Нинка в эти минуты! Глаза ее были добрые-добрые, милые-милые. Как-то случайно она посмотрела мне в глаза. О чем она думала?.. Мужички дожидались от нее ответа.
— Выйду, обязательно выйду… — засмеялась вдруг Нинка и, отдав звезду Никите, у которого на плечах уже сидели два карапуза, взяла обоих мужичков за руки и, искусно притопывая, потащила их в круг бешеной пляски. Все плясало вокруг: и дома, и печные трубы на крышах, и медведь, и телега, и даже Бог, он как-то по-смешному тряс ватной бородою и, то и дело опуская вниз нижнюю челюсть, что-то приказывал и доказывал собравшемуся на праздник люду. Разгоряченный от людского дыхания воздух оказывал действие на него. И пластилин, чуть-чуть подтаяв под его носом, бисером скатывался на губы.
Я пригубил компот.
— Э-э, доктор, да разве такое добро так долго пробуют, — подбежал к нам Никита и, взяв кувшин из моих рук, тут же его осушил. И, осушив, лихо закружился на одном месте. — Эй, давай, давай, подливай, добавляй, — зазвенел его голос. Неизвестно откуда с огромным бидоном, на котором было написано: «Пищевые соки», примчался Корнюха, вытерев свое потное лицо, он как-то странно посмотрел на Никиту и сказал:
— Пятый кувшин проглатывает, и хоть бы что…
Мы шли по улице вместе с колядовщиками. Два ряженых мужика, отталкивая друг друга, то и дело забегали поперед Нинки и посыпали дорогу душистым сеном и соломой. Грузчик Никита, передав кому-то свой кувшин, кричал:
— Братцы, пусть к вам в дом только счастье приходит!
И тут же после его слов разнаряженный Ероха, на нем был председателев обшитый индийским бархатом халат, поклонившись всем сразу, ударял по струнам и запевал:
Уж ты, дядя Доброхот!
Выдай денег на проход!
Выдашь — не выдашь,
Будем ждать,
У ворот стоять!..
Обнимая его за плечи, охотник Сенька, подыгрывая себе на разукрашенной бабы Клариными цветами гармошке, подхватывал:
Сто бы тебе коров,
Полтораста быков!
По ведру бы те доили,
Все сметаною!
Председатель, сопровождаемый двумя почтальонами, у которых сумки были больше их самих, и от этого они еле успевали ползти за начальником, раздавал всем колядующим разноцветные конверты с настоящим и самым что ни на есть фирменным штемпелем нашего почтового отделения, в которых, кроме новогоднего поздравления, были и его личные творческие планы не только на будущий год, но и на пять лет вперед.