Снегурочка для альфы

Альшанская Снежана

Слова вновь и вновь превращаются в тихий хрип. По щекам бегут слезы, касаются губ, создают соленый привкус во рту.

— Выпей успокоительного, — говорит он.

— Ты сволочь. Сказал всем, что я умерла, убил мою мать! Черт возьми, ей было всего пятьдесят три года, и она ничем не болела. Как она умерла? Скажи мне, как? — смотрю в его глаза, и они кажутся мне ледяными.

— Не знаю. Вроде инфаркт.

— Вроде? Ах ты ж…

Как же он спокойно про это говорит! Так, будто для него это вполне буднично. Но ему-то наплевать, а вот мне нет.

Он хватает меня за плечи, держит так крепко, что кажется. Вот-вот раздавит.

— Я спасал тебя!

— Ценой жизни других? Меня ты не спросил нужно ли это делать!

— Тебе нужно успокоительное.

— Не нужно мне нихрена! Оставь меня! Уйди! — кричу я, срывая голос.

— Успокойся!

— Оставь меня одну, — шепчу я, чувствуя, как ослабеваю и вот-вот грохнусь в обморок.

Богдан помогает мне лечь. Не хочу принимать его помощь, не хочу его видеть, но ничего не могу сделать. Тело как ватное, не хочет меня слушаться. Комната каруселью вращается вокруг. То вижу лицо Богдана, то оно пропадает, будто бы весь мир вокруг кто-то смонтировал. Кажется, что я проваливаюсь куда-то. Перед взглядом мелькают разноцветные пятна и мушки.

Черт…

Подняв веки, понимаю, что уже наступила ночь.

Пытаюсь встать. Как же кружится голова. Зараза, он мне что-то вколол.

Не хочу больше тут находиться. Моя мать умерла, а я даже не знаю, где она похоронена. Нужно уходить отсюда, и чем скорее, тем лучше.

Смотрю через окно на улицу, где сыплет снег, да такой, что ничего не разглядеть. Рядом со мной на тумбочке замечаю ту самую папку. Но мне сейчас не до неё. Вообще ни до чего. Единственное желание — побыстрее свалить. Даже не знаю куда, лишь бы подальше отсюда.

Выглядываю в коридор и вижу коренастого светловолосого охранника, сидящего в коридоре на мягком стуле и читающего книгу. Он поднимает взгляд на меня и тут же опускает обратно в книгу.

Зараза! Богдан сделал все, чтобы я не ушла.

Мысли в голове тянутся как жвачка. Ничего не придумывается. Даже если получится как-то сбежать от охранника — дом за городом, пешком по такой погоде я туда уж точно не доберусь.

Внезапно вспоминаю про лежащий на шкафу телефон.

Если оборотень его не нашел и не забрал — это то, что нужно.

Возвращаюсь в комнату, протягиваю руку — вот он. Слава Богу!

Часы в уголке экрана показывают двадцать минут третьего ночи, но все равно тыкаю в иконку вызова и будь что будет. Понятия не имею кто тот человек, с которым я говорила, но кем бы он ни был, надеюсь, поможет мне уйти.

Долгие гудки словно бы тянутся вечность. Конечно же, кем бы не был незнакомец — в такую пору он спит. Лучше попробовать утром.

Подношу палец к кнопке отбоя и тут слышу в телефоне сонный голос.

— Алло, Ира…

***

— Кто вы? — спрашиваю я.

— Ты видела, что у Богдана в столе? Надеюсь, уже не хочешь быть с ним? — спрашивает незнакомец.

— Я не знаю. Не хочу. Мне нужно…

— Сможешь выйти через час к дороге? Я тебя заберу.

— Кто вы?

— Давай мы встретимся, и сама все увидишь. Ты меня никогда не видела…

— Тогда как могу доверять тебе?

— Решай. Или ты остаешься с Богданом, или я подъеду, и мы познакомимся.

— Тут охрана. Они следят за мной.

— Я что-то придумаю. Позвоню через час. Оденься и будь готова выйти.

Раздаются короткие гудки. Черт возьми…

Я понятия не имею что это за человек. Может, все это было нужно, чтобы убить меня. Но и здесь оставаться не могу. Понятия не имею, что чувствуют оборотни к своим истинным парам, это только им понятно, но он относится ко мне как к своей собственности. К вещи. Пусть дорогой, в единственном экземпляре, но вещи.

С другой стороны, мне и правда может грозить опасность.

Беру лежащую на тумбочке папку, открываю её, вижу медицинские выписки, историю болезни. Голова отказывается работать и текст превращается в одну сплошную кляксу.

Через окно вижу, как внизу ходит еще один охранник. Поднимает взгляд, но поняв, что я не сплю и вижу его, уходит прочь. И что Богдан себе думает, что я соглашусь сидеть в треклятой золотой клетке?

Лучше рискнуть жизнью, чем неизвестно сколько, а может, и всю жизнь иметь на свою голову господина, которого слушают и повинуются.

Я подхожу к окну, выглядываю во двор. Сквозь снегопад вижу две фигуры, медленно идущие по белому ковру. Они приближаются, глядят в мою сторону и уходят.

Зараза. Кажется, все мысли оборотня лишь о том, как не дать мне уйти отсюда. Да и сказал ли он правду? Может, часть правды?

Понятия не имею, но не хочу его больше видеть.

Жалко Танюшку. Она и вправду поверила, что обрела маму. Представляю её чувства, когда она узнает, что мама ушла. А ведь хорошая девочка. Но её отец вечно занят, а из друзей у неё, похоже, лишь куклы. Как часто она бывает вне этого имения? Играла ли когда-либо с другими детьми?

И хочется сказать себе «это не моя забота» и сама эта мысль кажется противоестественной. Может, и правда то, что чужих детей не бывает…

Смотрю на падающий снег, плачу, вспоминая маму, и даже не замечаю, как час проходит, а тот незнакомец не звонит. Может, и не позвонит? Часть меня надеется на это. Другая же часть всем естеством рвется на свободу, прочь от Богдана и его тайн.

Снова смотрю на часы, за окно. Там лишь снег и больше ничего.

Внезапно телефон в руке начинает вибрировать.