Снежный пожар
Шрифт:
— Вы не запутаете меня, бросая камни. И если вы сделаете еще один шаг, я позову на помощь. Мистер Мак-Кейб вас не похвалит, если узнает, что вы мне угрожали.
Он остановился и опустил руки.
— Почему вы так ополчились на моего брата? — настаивала я. — За что вы хотите его погубить?
Тут он мне ответил.
— Вы это знаете не хуже меня. Он свое получит. Я слышал, что он сказал, выйдя из парадной двери после того, как кресло миссис Мак-Кейб съехало вниз по скату. Я его застукал. Он сказал: «Я не хотел этого делать… я не хотел этого делать!»
Я
— Вы не сказали этого полиции с самого начала.
— Я сказал мистеру Мак-Кейбу. Он велел мне молчать. Поэтому я попридержал язык, хотя и без того засадил Перриша в тюрьму. Но я не забыл о его словах. Когда Джулиан уехал, я пошел к шерифу и дополнил свои показания. Я дал ему кое-какие новые свидетельства.
Мне стало нехорошо. По-видимому, он это заметил, выражение угрозы стало исчезать его лица.
— Послушайте меня, мисс Ирл, — обратился он ко мне. — Я ничего против вас не имею, и если вы просто покинете Грейстоунз и Сторожку, с вами ничего не случится.
— Это следует расценивать как угрозу? спросила я. — Что подумает мистер Мак-Кейб, если я передам ему ваши слова?
— Он поблагодарит меня за то, что я избавил его от вас.
— Тогда почему бы вам к нему не пойти? Почему вы не сказали ему, кто я?
— В свое время я раскрою ему глаза. Можете не сомневаться.
— И когда настанет это время?
Он покачал своей огромной седой головой
— Решать мне. Лучше, если вы уедете по доброй воле. Так будет безопасней. — Он снова неприкрыто угрожал мне.
— Что еще сообщили вы полиции? — настаивала я. — Какую еще ложь?
Он снова покачал своей массивной головой, напоминая быка, в которого вонзилась пика. Я должна была признать, что он обладал тяжеловесным достоинством быка, и, когда он окончательно разъярится, лучше не попадаться на его пути.
— Какие чувства вы испытывали по отношению к миссис Мак-Кейб? — спросила я, сделав следующий выпад. — Вы ее любили или ненавидели?
На этот раз Эмори едва не сорвался. Он злобно захрипел, изрыгая клубы пара:
— Возвращайтесь обратно в Сторожку! Держитесь подальше от этого дома, не накликайте на себя беду!
Я решила, что меня спасет его массивность и хромота. Я была молода и, разумеется, могла от него убежать. Оставив его на тропинке, я метнулась в сторону и затерялась среди елей и болиголова. Затем, петляя, побежала к Грейстоунзу; кажется, Эмори меня не преследовал. Когда я уже в открытую приближалась к дому, его нигде не было видно. Я поднялась на крыльцо и позвонила колокольчик.
Меня впустила Адрия. которая теперь ничем не напоминала оживленную и веселую девочку, катавшуюся вчера на лыжах. Она была бледна, смотрела на меня отсутствующим взглядом, у нее появились темные круги под глазами, плечи опустились. Она приветствовала меня без удовольствия и без интереса.
— Привет. Адрия. Твой отец дома?
Она отступила от двери.
— Он в библиотеке, — ответила она безразличным тоном и оставила меня в прихожей одну, не предложив проводить к отцу. Я не могла этого так оставить и догнала девочку у лестницы.
— В чем дело, Адрия, что случилось?
Она медленно повернулась и окинула меня мрачным взглядом, напомнившим мне взгляд ее отца.
— Вы не пришли сегодня ночью. Я звала вас, а вы не пришли.
Она отвернулась от меня, выражая высоко, мерное неудовольствие, которое могло бы показаться комическим у любой другой девочки ее возраста, но мне было не до смеха; она стала подниматься по лестнице, оставив меня в недоумении.
Чувствуя себя более расстроенной, чем мне бы того хотелось, я направилась к библиотеке. Джулиан сидел за столом на своем обычном месте, спиной ко мне, он что-то писал.
— Доброе утро, — неуверенно произнесла я.
Он взглянул на меня, и его лицо осветилось, он быстро встал и пошел мне навстречу, взял меня за обе руки и приветствовал так тепло, что я от неожиданности растерялась.
— Входите, Линда. Позвольте помочь вам снять пальто. Я как раз писал вам записку. Частично извинение, частично просьбу. Но лучше я передам ее на словах, если вы расположены со мной разговаривать.
Я позволила ему помочь мне снять пальто, ощущая неловкость, поскольку ожидала холодного приема.
— Почему вы считаете, что я могу быть не расположена разговаривать с вами?
Он вынес мое пальто в холл и повесил, затем вернулся и показал рукой на кресло, стоявшее у окон. У меня создалось впечатление, он пытается выиграть время, обдумывая ответ. Словно я застала его врасплох, и он должен собраться с силами. Я не представляла себе, чем вызвана такая перемена в его поведении и что она мне сулила.
— Начну с извинения, — заговорил он. — Я был груб с вами вчера, потому что вы, сами того не осознавая, коснулись очень болезненной для меня темы. Конечно, вы не могли знать, что бередите мою рану. Но впоследствии я все обдумал и понял, что ваш интерес к так называемой «загадке Грейстоунза», как выражаются газетные писаки, является вполне естественным. Будучи человеком благородным и преисполненным сочувствия, вы вообразили себе прекрасного юношу, безвинно томящегося в тюрьме. Так это или не так, но я хочу просто отказаться от обсуждения этой темы. — Он замолчал, продолжая беспокойно ходить по комнате, будто пытаясь обуздать растравлявшие ему душу чувства. Если он и испытывал гнев, то он был направлен не на меня.
— Вам не за что извиняться, — сухо ответила я. — Вы совершенно правы, когда говорите, что я многого не понимаю.
— Значит, вы согласны наложить запрет на некоторые темы?
— Но почему мы должны договариваться о подобных вещах? Я работаю и живу в Сторожке, и впредь мне вряд ли придется иметь дело с Мак-Кейбами.
Он слабо улыбнулся.
— Вчера мы провели вместе большую часть дня. Сейчас вы здесь. И я надеюсь, что вам все-таки придется иметь дело с Мак-Кейбами. Из-за Адрии. Вы проявили интерес к моей дочери, кажется, вы ее полюбили и хотите ей помочь. Разве это не так?