Снохождение

mso

Вдруг стало неловко — она ведь тоже вливается в эту жизнь.

— Я тут прослыхала, что ты стала одною из нас и присоединилась к чудному марнскому сестринству! Как я рада!

— Прошу, входи: мой дом — твой дом, — отошла Миланэ от двери, приглашая.

— Ай, слава Ваалу, восторгаюсь слышать это «мой дом»! Поздравляю, Миланиши! — полезла Эманси в обнимки, а потом смело, с любопытством вошла внутрь.

В дисципларии Эмансина, или просто Эманси, считалась посредственной ученицей без больших талантов и способностей, хотя уже в нём прославилась умением учинять небольшие праздники, разжигать скандалы и плести интрижки. Она была всего на полгода старше Миланэ — разница несущественная в их возрасте; но, с другой стороны, её Приятие прошло ещё три года назад, и с тех пор она уже хорошо установилась в жизни. Они не были близкими подругами; скорее, просто знакомыми, которым доводилось много жить и учиться в одном месте, а потому — неизбежно общаться. Служение у Ваалу-Эмансины было самое непыльное, вполне подходящее: она преподавала «веру и нравы Сунгов», основы фармации и ещё какую-то необязательную ерунду в дорогом марнском фансиналле, то бишь учебном заведении для светских маасси, которым родители определили одну дорогу — достойное и почтенное замужество; ещё она состояла при нескольких конторах нотаров, как «Ашаи для стампа», хотя в среде сестринства работать вместе с нотарами считается чуть ли не дурным тоном. В фансиналле её умение крутиться в обществе и держать ухо востро развилось до необычайности, что, впрочем, неудивительно, ведь фансиналлы — самые настоящие школы болтовни, интриг и злословия.

Эманси именно из тех, кто знает всё и про всех. По происхождению она юнианка, а в Юниане, как и в Андарии, превыше всего ценятся род и семья; это обстоятельство тоже способствовало её умениям к общению. Род у неё был действительно впечатляющий по своей обширности связей, просто огромный, и казалось, что в каждом сколь-нибудь крупном городе Империи у неё найдётся какой-нибудь троюродный брат или двоюродная тётка.

Не жалуя злословиц, Миланэ всё же пребывала во вполне добрых, ровных отношениях с Эманси; не последнюю роль сыграло то, что Эманси имела, в отличие от иных сплетниц, отличное чувство такта, и хорошо понимала, когда собеседнику не нравится тон и тема разговора. Безусловно, она была меркантильной, не без этого, как все подобные особы, всегда пытаясь как-нибудь отыскать полезное для себя; тем не менее, она никогда не переходила определённых границ. И Миланэ не слишком расстраивалась из-за этого, прекрасно понимая, что искренность в отношениях — глубокая ценность, а ценности не встречаются везде да повсюду.

— Ваал послал мне прекрасную весть в этот день! Теперь ты с нами!

— Проходи. Я только приехала, потому пусть будет прощён весь неуют и бардак.

— Какой неуют, какой бардак? Прекрасный дом. Жаль, что не возле садов, например, в квартале Димихли. Там все наши имеют обыкновение жить. И от садов недалеко, и от Дома Сестёр…

Поначалу Миланэ была не в восторге от её визита; хотелось тишины, уединения, надо было собраться с мыслями и решениями; и радовалась она только тому, что Эманси не притащила какую-нибудь из своих многочисленных подружек, от которых только голова болит. Но очень скоро поняла, что Эманси пришла как нельзя кстати, словно её прислало само провидение, судьба, как сказала бы шаманая Кайса — вирд.

Сначала, после обмена вежливостями да похвалы дома, зашёл разговор о том, как Эманси смогла так быстро прознать, где и как Миланэ приютилась в Марне.

— Небольшая тайна, право, — улыбалась Эманси по своему обыкновению широко и открыто, сидя за пустым столом в столовой, покачивая лапкой. — Твой патрон уже с неделю искал тебе годный дом, не сам конечно, а через своих управляющих, и эти поиски стали известны большому кругу. Молва-молва, так сказать… А то, что ты — Ашаи рода у Тансарра Сайстилларского, так это пол-Марны знает, чего там.

Потом начала расспрашивать о Сидне, и Миланэ начала рассказывать: всё вроде бы по-старому; у неё очень скоро Приятие, через две недели, как у Айнэсваалы, Арасси и Шасны (жду не дождусь); а потом ещё у Эмиары-Линаи (а, той самой, хохотушки, мы с нею раз свечи делали, такая история забавная, ну потом расскажу), Айлиши и других; а у Нойны — аж в начале Поры Всхода (бедная Нойна, наставницы не отпускали её из-за энграмм); а Холли — беременна, но, дурёха, хочет пройти Приятие с беременностью (совсем больная, что ли?); в Сиднамае достроили большой летний атриум для занятий, недалеко от Аумлана (наконец-то); а ещё был курьёз в этом году, когда одну дисциплару, двадцати лет отроду, изгнали за махинации со стампом, и она на коленях, прямо в стаамсе, умоляла старшую сестру оставить её (о, фуй); а ещё одна дисциплара ушла сама, по Церемонии прощания, так как решила выйти замуж (как бы не пожалела потом).

Но затем Эмансина плавно перешла к главной теме разговора — Тансарру.

Естественно, она не могла упустить того, что сестра по дисципларию внезапно для всех получила столь важного, влиятельного и, прямо сказать, непростого патрона. Конечно, в беседе ею двигало не только любопытство, но и желание завязать близкое и крепкое знакомство. Но, получая сведения от Миланэ, она сама их дала несравненно больше, и это оказалось очень на руку — ведь, к своему стыду, о своём патроне Миланэ практически ничего не знала.

— …хороший дом, Миланиши, не кондоминиум — я их лично терпеть не могу, знаешь. Живёшь себе, а за стенкой кто-то ещё, да чужой. Я слышала, тут раньше жили ростовщики. Нет, очень почтенное семейство, уверяю, ты не подумай… Но что тут говорить, Тансарр — птица в Марне видная, и о нём Ашаи много наслышаны. Его-то и звали «холостяком»: никак не хотел брать к себе Ашаи рода, а у сенаторов этого не принято, так сказать; такие видные Сунги — и без Ашаи! «Первейшие из Сунгов первыми стремятся вперёд к огню игнимары», как говорится в «Устремлённых взглядах», не так ли?..

Миланэ не любила этой классического образца литературы Ашаи-Китрах. Он казался ей чересчур слащавым и пресным одновременно.

— Я знаю, что иногда Ашаи бывают вместе со своими сенаторами на заседаниях Сената. Да уж… С видными сёстрами познакомишься. Вообще, скажу по секрету всему свету, сестринство Марны на уши встало, когда узнало, что у Тансарра случилось Обращение. О тебе все спрашивали, пытались разузнать: кто такая? откуда? почему? Даже Вестающие суетились, это я тебе точно говорю, представляешь… Эх, ловко ты, Миланиши! Поговаривали, что его супруга, мол, очень ревновала и не хотела, чтобы у них появилась Ашаи рода. Но он, наверное, старался найти себе андарианку, хоть сам — сенатор от Хольца.

— Тансарр узнал, что я андарианка, лишь после того, как пригласил.

— А покуда знаешь? У сенаторов возможности такие, что ай-ай. После похорон он всё прознал о тебе, вот и всё. И его Синге ты, наверное, понравилась. Ой, Миланиши, закрутишься во всём, ай-ай… А какой он, Синга, расскажи о впечатлении?

— Эммм… Если…

— Ну ладненько, спрашивать пока что рано. Не буду, не буду, прости меня, болтунью. Но, так сказать, все говорят, что у него многим супруга заправляет, и что благодаря только ей он стал сенатором. Хотя, всё враки — львица может помочь лишь умному льву, с дураком ничего не сотворишь. Старший сын — забыла, как зовётся — тот сейчас в Кафне, супругу имеет, торгует с южными варварами. Виднейший был лев, скажу тебе, в моём фансиналле о нём было столько болтовни, что прости Ваал, но не хотел оставаться на папином содержании. Синге Тансарр подарил какую-то недвижимость и цеха, вот с ренты тот и живёт. Шатается по Марне, плут, был вольным слушателем в Марнском университете, не очень успешным, говорят, то ли по риторике, то ли… Ты точно не знаешь, нет?

— Нет. Не упоминал ничего такого.

— Ну неважно, так сказать. Он ещё сонеты пишет, представляешь? Поэт в некотором роде… Стихи. Ой, не знаю, Милани, будешь помогать, наверное, своему патрону с его политическим, так сказать, положением. Знаешь ли, старые брюзги-патриции к нему относятся как к оппоненту, но у него в Сенате тоже своя группа, да и хорошая поддержка в Хольце. В Хольце есть много дельцов, но никто не хочет отрываться от дел, вот и послали Тансарра за всех отдуваться, если можно так сказать. Будешь что-то делать с его свободомыслием, ну это обычно для Хольца, миролюбием — хочет примять сражения на Востоке. Ничего, на то мы и есть, чтобы освещать путь. Ну, что я тебе рассказываю, ты всё знаешь… Патриции, я слышала, даже хотели разыграть то, что у него нету Ашаи рода, как повод для скандала. Фуй, даже была клевета, что он, мол, ударился во варварские верования, коих в Хольце полно… Видать, ему это ужас как надоело, всё это трепление. Миланиши, ты — его спасение! Прекрасное андарианское спасение из сестринства. Но опасайся этих патрициев-брюзг, они и к тебе будут приглядываться пристальнее некуда. Я бы среди них не выдержала, они пресыщены жизнью по самое горло, — смешливо говорила Эмансина, но тут же спохватывалась, осторожная: — Хотя, конечно, умны и благородны; в общем, дело непростое — держаться нужно над высокой пропастью, так что готовься, Миланиши… Я вот что тебе скажу: одна сестрёнка, Араминга, из комнаасских выскочек, как прознала, что Тансарр взял андарианку, да ещё дисциплару, а не сестру, так прямо чуть себе хвост не изгрызла. Она целых два раза бывала в его доме с известной целью. Бегала такая: «Ну возьмите меня, возьмите меня», — спародировала Эманси. — Так рассказывали… А они взяли тебя!