Снова в школу
Шрифт:
Всегда так было.
Мой нос прижимается к серому хлопку его футболки с надписью "Лейксайдские Львы". Он и пахнет так же.
Точно так же.
За эти годы я встречалась со многими мужчинами, художниками, актерами, бизнесменами, но ни от одного из них не пахло так фантастически, как от Гарретта: легкий запах одеколона и этот чистый, мужской, океанский аромат.
И вот так меня снова затягивает в прошлое, в семнадцать лет, стоящую на этой парковке после школы. Сколько раз он обнимал меня прямо здесь, на этом месте? Сколько раз он целовал меня — иногда
— Вау. Кэлли Карпентер. Рад тебя видеть.
Я наклоняю голову, глядя в те же великолепные глаза, с теми же красивыми ресницами.
Это странное ощущение — стоять перед кем-то, кого ты глубоко любила — перед тем, кого когда-то давно ты не могла себе представить, чтобы не видеть, не разговаривать с ним каждый день. Перед кем-то, кто когда-то был центром всего твоего мира, кого ты больше не знаешь.
Это похоже на то, как когда мне было восемь лет и умерла моя бабушка Белла. Я стояла рядом с ее гробом и думала: это она, бабушка, она здесь. Но та часть ее, которую я знала, та часть, которая делала ее той, кем она была для меня… этого больше не было.
Это было навсегда изменено. Навсегда исчезло.
Я знаю версию Гарретта так же близко, как и себя. Но разве эти интимные детали все еще актуальны? Он все еще любит содовую комнатной температуры без льда? Он все еще разговаривает с телевизором, когда смотрит футбольный матч, как будто игроки его слышат? Он все еще складывает свою подушку пополам, когда спит?
— Гарретт Дэниелс. Я тоже рада тебя видеть. Прошло много времени.
— Да, — он кивает, его взгляд скользит по моему лицу. Затем он дьявольски ухмыляется, — ты просто не могла больше держаться от меня подальше, да?
Я громко смеюсь — мы оба смеемся — потому что вот он.
Это он. Это тот милый, дерзкий парень, которого я знаю.
— Ты отлично выглядишь.
И, Боже, он всегда так выглядел. Гарретт всегда был милым, красивым, таким, от которого у девочек-подростков и мам средних лет текли слюнки, когда они смотрели, как он играет в футбол или стрижет газон без рубашки.
Но здесь, сейчас — мужчина-Гарретт? О, мамочка. Нет никакого сравнения.
Его челюсть более мощная, рельефная и точеная, с темной щетиной. В уголках его глаз и рта появились маленькие, слабые морщинки, которых раньше не было, но они только добавляют ему привлекательности, делая его еще более способным и авантюрным. Его плечи и грудь широкие, крепкие, а мышцы под футболкой с короткими рукавами рельефные и накачанные. Талия у него узкая, не видно ни сантиметра выпирающего живота. Его бедра упругие, а ноги мощные. То, как он держит себя, как он стоит — голова высоко поднята, спина прямая и гордая — излучает эту непринужденную уверенность, непоколебимую самоуверенность человека, который берет на себя ответственность.
Взрослый Гарретт — это слабеющие колени, пылающие трусики… горячий, дважды-черт возьми-горячий.
— Ты тоже прекрасно выглядишь, Кэл, как всегда. Что происходит? Что ты здесь делаешь?
Я
— Я… устраиваюсь… на работу. Здесь. В Лейксайде. Я только что встретилась с мисс МакКарти… она ведь совсем не изменилась, правда?
— Нет. Все такая же сумасшедшая.
— Да, — ветер усиливается, треплет мои волосы. Я заправляю светлые пряди за ухо. — Итак… Я подменяю Джули Шрайвер — преподаю в ее театральном классе. Остаюсь с родителями на год, пока они восстанавливаются.
Его лоб нахмурился.
— Что случилось с твоими родителями?
— О Боже… Ты не поверишь.
— А ты попробуй.
Я чувствую, как мои щеки становятся розовыми и теплыми. Но… это Гарретт, поэтому только правда.
— Моя мать делала отцу минет по дороге домой из AC. Он съехал в канаву, сломав им ноги. По одной каждому.
Гарретт откидывает голову назад и смеется. Его смех ровный и глубокий. Затем он становится спокойным и ухмыляется.
— Да, мой брат уже сказал мне, я просто хотел услышать, как ты произносишь это вслух.
— Придурок, — я толкаю его в грудь, и она ощущается как теплый камень под моими пальцами. — Это так неловко.
— Нет, это круто, — он машет рукой. — Ты должна гордиться. Твоим родителям по семьдесят лет, а они все еще отрываются на полную катушку в большом, плохом Бьюике. Они официально победили жизнь.
— Это с какой стороны посмотреть, — я пожимаю плечами. — Как твои родители? Я видела Райана в больнице, но мы поговорили всего минуту. Как остальные члены твоей семьи?
— Они в порядке. Все довольно хорошо. Коннор разводится, но он получил трех мальчиков, так что это все равно победа.
— Три мальчика? Ого. Продолжает великую традицию одни лишь мальчики Дэниелс, да?
— Нет, — он покачал головой. — У Райана две девочки, так что мы знаем, кому досталась слабая сперма в семье.
Я закатываю глаза, смеясь.
— Мило.
— Я просто шучу — мои племянницы надирают задницы и делают себе имена. Твои тоже, как я слышал. Старшая Коллин — первокурсница в этом году, верно?
— Да. Эмили. Я сказала ей, чтобы она готовилась, средняя школа — это совершенно новый мир.
И все это кажется таким непринужденным. Таким легким. Разговаривать с Гарреттом, смеяться с ним. Как будто едешь на своем любимом велосипеде по гладкой, знакомой дороге.
— Ты все еще живешь в Калифорнии? — спрашивает он.
— Да, я исполнительный директор в театральной компании "Фонтан" в Сан-Диего.
— Без шуток? — его тон наполнен гордостью. — Это потрясающе. Рад за тебя, Кэл.
— Спасибо, — я жестом показываю в сторону футбольного поля за зданием школы. — А ты преподаешь здесь…и тренируешь? Главный тренер Дэниелс?
Он кивает.
— Это я.
— Должно быть, у тебя хорошо получается. Моя сестра говорит, что последние несколько лет команда была выдающейся.
— Да, это так. Но я их тренер, так что выдающихся результатов следует ожидать.