Снова в школу

Чейз Эмма

— Я не могу пойти сюда. У меня что-то вроде… страха публики… Трубы закрываются, понимаете?

— Ну… попробуй, — говорю я ему.

— Я пытался. — Он печально вздыхает. — Это не работает и мне кажется, что у меня в животе бетон. Как я должен играть сегодня вечером с бетоном в животе?

Да, это может быть проблемой.

— А как насчет туалета для преподавателей? — предлагаю я. — Я могу провести тебя туда.

— Нет, тренер, ни одно другое место не кажется подходящим. Это

должен быть мой дом. Вот где происходит волшебство.

Проклятье, в наши дни дети чертовски беспомощны.

— Ты можешь подождать с этим до окончания занятий? — спрашиваю я. — Тогда тренер Уокер может отвезти тебя домой.

Опять же, ответ отрицательный.

— Это через несколько часов. Черепаха поднимает голову — как только она вернется в свой панцирь, может возникнуть мышечное напряжение…

Я поднимаю руку.

— Да, да, спасибо… Я понял.

Уилсон поджимает губы.

— Но у нас есть план.

О Боже.

— Какой?

— Я выхожу и разговариваю с офицером Тирни на стоянке. Мой брат учился с ним в академии. — Уилсон жестикулирует руками, и, если бы у нас была белая доска, он бы иллюстрировал на ней свою игру. — Я закрываю Тирни вид на южный выход, в то время как Ди Джей выходит из окна ванной в раздевалке, а Бертуччи стоит на стреме, чтобы убедиться, что он может вернуться.

Ди Джей добавляет:

— Я могу сбегать домой за десять минут, сделать дело и вернуться сюда через пятнадцать.

Очевидно, Ди Джей срет так же быстро, как и бежит — есть кое-что, о чем я мог бы не знать всю свою чертову жизнь.

Я сжимаю переносицу.

— И почему вы мне это рассказываете?

— Мы хотели убедиться, что Вы справитесь с этим, — говорит Уилсон. — На случай, если что-то пойдет не так и нас схватят. Мы не хотели, чтобы Вы злились.

Вот это и есть уважение. Да, технически они должны быть в состоянии посрать без моего благословения, но все же, как тренер — я тронут.

— Напиши мне, если тебя арестуют. Я тебя прикрою. — Я указываю на Ди Джея. — Не выверни лодыжку, когда будешь идти домой. И побереги немного энергии для поля — не беги и не выкидывай все это.

Они все кивают, и мы ударяем кулаками.

— Круто.

— Спасибо, тренер Ди.

— Вы крутой мужик.

— Удачи, парни. Идите. Когда они идут по коридору, я не могу не думать… это моя работа, это моя жизнь, это то, что я делаю. Это то, о чем вам никто не говорит, когда вы учитесь в колледже и получаете степень преподавателя.

~ ~ ~

Операция "Ди Джей срет" прошла успешно, и несколько часов спустя моя команда переодевается в раздевалке. Музыка важна — она помогает настроиться, — поэтому я включаю много Металлики, немного Бон Джови и "Спокойной ночи, Сайгон" — Билли Джоэла, чтобы привить чувство братства,

мы все-в-этом-вместе.

Паркер Томпсон выглядит маленьким и дрожащим в своих наплечниках, когда стоит перед старым шкафчиком Липински — его новым шкафчиком.

Я двигаюсь в центр комнаты, Дин выключает музыку, и все взгляды обращаются ко мне, ожидая, что я скажу слова, которые вдохновят их, смогут вывести на поле и привести к победе.

Речи — это серьезное дело для меня. Я целую неделю пишу их, потому что они важны для этих детей. Некоторые писать легче, чем другие.

— Я горжусь вами, — я смотрю на каждое юное лицо. — Каждым из вас. Вы много работали, потратили время, вложили всю душу в эту команду. Для некоторых из вас, старшекурсников, это может быть последний сезон, когда вы выходите на поле… И за последние несколько недель произошло совсем не то, о чем вы думали.

Я медленно поворачиваюсь, встречаясь с ними глазами.

— И я знаю, что вы, ребята, сплетничаете как моя мама и ее клубные дамы…

Приглушенные, виноватые смешки разносятся по раздевалке.

— …и я знаю, что некоторые из вас думают, что я позволил своему эго встать на пути — что Липински здесь нет из-за какого-то дурацкого соревнования между нами двумя.

Я качаю головой.

— Но это не так. Гордость — это хорошо, она заставляет вас усердно работать, стремиться быть лучше. Но я бы пожертвовал своей гордостью ради любого из вас. Я бы согнулся и сломался в мгновение ока, если бы думал, что это сделает нас лучшей командой, более сильной командой.

Я указываю на шкафчик Липински.

— Брэндона здесь нет, потому что он решил не быть здесь. Это был его выбор. Он не думал о себе, и он, черт возьми, точно не думал о команде, когда сделал это. И это на его совести. Легко много работать, гордиться, когда все идет по-твоему… когда все части встают на свои места перед тобой. Но истинное испытание человека — команды — это то, что происходит, когда приходят эти неожиданные удары. Если вам выбьют зубы, и вы упадете на колени… Вы будете лежать и ныть, что так не должно было быть? Или вы собираетесь встать, высоко подняв голову, и двигаться вперед? Соберите всю свою энергию, всю свою силу и сделайте это, черт возьми, — протолкните мяч по этому полю.

Я наблюдаю, как их взгляды напрягаются, а головы кивают, когда слова проникают в них. Я подхожу к Паркеру и хлопаю его по плечу.

— Паркер тоже сделал выбор. И это было нелегко. Мы о многом его просили — на его плечах лежит огромная ответственность. Но он сделал шаг вперед за себя, за эту школу, за эту команду!

Мой голос повышается, и мои игроки встают на ноги.

— Итак, мы собираемся пойти туда вместе и будем играть от всей души — вместе. Я буду гордиться вами, и вы будете гордиться собой, и мы выложимся на поле, потому что мы такие! Вот что мы делаем!